Необыкновенные приключения юных кубанцев - [37]
Хлопнув дверцей, тот взобрался на верх ЗИСа и стал подавать узлы, оклунки, табуретки и прочий домашний скарб, который хозяева складывали под стенку у сеней.
Подошли мать с соседкой, поздоровались, предложили помощь. Мужик в ответ лишь косо глянул, жена на приветствие ответила, но от помощи отказалась — «сами управимся». Неназойливые попытки разговорить приезжих успехом не увенчались, и соседки ушли.
Андрея непредвиденное появление такого соседа очень обеспокоило. Хата — ладно, не жалко. Но ведь этот мурло со своей толстомясой кикиморой станут теперь хозяевами и сломовской Жданки! А она даёт чуть ли не по ведру молока за удой.
— Мам, а как же корова — неужели им достанется? — спросил он, когда возвращались к себе.
— Мне тожеть этого не хочется, да теперь уже поздно…
— Ничё не поздно! В обед перехватим и во двор больше не пустим — вот и всё. За какие заслуги делать им такой подарок?
— Бог с ними, сынок, не связывайтесь, — безнадёжно махнула рукой мать.
— Подальше от греха, видишь — на машине приехал: не иначе хвашисский прихвостень.
— Мам, да им и в нос не влетит! — не соглашался сын. — Ежли и знают про неё, так мало ли куда подевалась! А наши верняк не донесут.
— Кто-то ж сообщил, что хата пустуеть; може, сказали и про Жданку, — стояла на своём мать. — Раньше не додумались, а теперя опасно.
В другое время Андрей сделал бы, возможно, по-своему. Подростки в его возрасте считают, что они уже сами с усами, и зачастую поступают вопреки. Правильней было бы, считал он, не допустить несправедливости: чем дарить прихвостню, лучше уж забить на мясо, раздать соседям порадовать детвору. Сам он тоже не помнит, когда ел мясо в последний раз. Но он уже имел случай дать маху — и чуть было не поплатился жизнью. Помнил совет дять Саши и обещание впредь не рисковать без особой нужды. К тому же, на кургане условились ничего не предпринимать, не посоветовавшись. И он завернул к Феде.
Сосед на год моложе, хрупче сложением, светловолос. Как и все, имел кличку. Правда, несколько необычную: Хветь Подскажи. Утвердилась она за ним с четвёртого класса по причине того, что был он мастак решать задачки по арифметике, правильно расставлять знаки препинания на диктантах, писал без ошибок суффиксы и прочие падежные окончания. А самое главное — охотно делился знаниями, объяснял непонятное желающим и даже разрешал изредка списывать, если кто не успевал сделатъ уроки дома. Ко всему этому, Федя умел сочинять стихи — складные и лёгкие для запоминания, но это к кличке не относится. Со временем вторая её половина — Подскажи — отпала и осталось лишь «Хветь», производное от имени.
Ещё издали Андрей определил, что сосед занят выжиганием: лёжа на животе, с помощью линзы от бинокля (раскурочили испорченную пулей половинку) старательно выводил на дощечке какие-то письмена. Был так поглощён занятием, что не заметил приближения товарища, и Андрей успел прочесть известное уравнение: Федя + Клава =… Спохватившись, поспешно отложил работу надписью вниз, слегка при этом порозовев.
В отличие от Бориса, не делавшего тайны из своих симпатий в отношении Веры-Мегеры, Федя сердечной привязанности напоказ не выставлял и был у верен, что никто о его тайне не знает. Но шила в мешке, как известно, не утаишь, и приятели догадывались, что ему давненько нравится Клава по кличке Пушок. Жила она далековато — на другой половине хутора, недалеко от бригадного стана. Они ни разу не «встречались», и любовь его была чисто платонической.
— От меня, Хветь, можешь не прятать. — Андрей сел рядом, кивнув на дощечку. — Да и пацаны считают, что Клава — девчуха что надо.
— Тебе больше поговорить не о чём? — не желая рассуждать на столь интимную тему, сказал тот; при этом вид его напоминал выхваченного удочкой ерша с растопыренными колючками.
— Да ты не сердись… дело житейское. Мне, между прочим, тоже одна нравится. А пришёл я по очень сурьёзному делу: на сломовскую хату квартиранты объявились.
— Ну и пусть себе живут!
— Ты ещё не знаешь, кто они такие… Верняк фрицевский холуй.
— Да? — сбросил Федя маску обиженного. — Это уже интересно. Почему так решил?
— Так ведь курице понятно! Приехал на машине — раз; одет во все немецкое, разве что без погон, — два. По рылу видно, что непростых свиней. Но дело не в этом. Жданка-то теперь тоже им достанется — вот чего не хотелось бы!.. Она в обед опять придёт к родному сараю.
— А вот этого допустить никак нельзя! — горячо поддержал его сосед, решительно стукнув себя по коленке кулаком.
— Вот я и хотел: на налыгач — и к тёть Лизе или моей кресной. Но мама решительно против: говорит, это теперь опасно.
— А знаешь, она права, — подумав, согласился Федя. — Ведь если дознается да доложит своему начальству…
— Вобще-то конешно… — Андрей помолчал, размышляя, и предложил вариант: — Слышь, Хветь, этот мужик со своей бабищей, прежде чем сгружать вещи с машины, долго присматривались, словно решали, стоит ли сюда вселяться; даже в колодезь заглядывали. А что, если им туда дохлую кошку или собаку бросить? Без своей воды навряд, чтоб согласились жить.
Федя покрутил головой:
— Ничего из этого не выйдет! Немцы прислали сюда своего надсмотрщика. Есть свободный дом, и он его занял. А окажись неподходящим, захватил бы, какой понравится; с хозяевами церемониться не станут — под зад коленкой и катись, куда хочешь. Согласен?
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.