Необыкновенные приключения юных кубанцев - [22]
— Неужели тут и ночевать придется?. — понаблюдав за осиным семейством повернулась она к нему — Ежели торопили с завтраком, можно предположить, что скоро умотнут дальше.
— Или — что сильно проголодались… Давай хоть разговаривать, чтоб скорей время прошло.
— Давай. А о чём бы ты хотела?
— Хочу вернуться ко вчерашнему нашему разговору… Помнишь, ты, перед тем, как взлететь уткам, сказал: «А у меня было совсем даже наоборот». Это как понимать?
— Чтой-то не припомню, о чём мы тогда говорили…
— А ещё хвалился отменной памятью!
— Вобще, если честно, то, конешно, помню… Токо…
— Ну вот, опять «токо»; ты ведь уже перешёл было на «только».
— Да понимаешь, ты такой вопрос задала…
Андрей помедлил, обдумывая, как бы поделикатней ответить. Дело том, что «было» у него с той самой Нюськой, не заслуживающей, по его словам, имени поласковей. Это была не любовь и даже не дружба — так, недоразумение, о котором лишний раз и вспоминать не хотелось.
— Если это сердечная тайна, то можешь и не говорить, — пошла навстречу собеседница, видя, что он медлит.
— Да никакая не тайна. Ежли интересуешься, могу и рассказать… Возвращались мы однажды с ерика, ходили купаться. Мы — это трое ребят и две девчонки — Варька и новенькая, которая только недавно появилась на хуторе. Тоже, если не присматриваться, красивая, к тому же весёлая — хохочет по пустякам. Было уже поздно, живет она на самом краю, попросила меня проводить до хаты. Ну, провёл, стоим разговариваем о разной чепухе. Она рассказала о себе такое, что уши вянут. Я даже усомнился, все ли у неё дома. Стал прощаться, а она и говорит: ты не спеши, послушай, что я скажу. Я, говорит, как увидела тебя, так сразу и влюбилась. Стал было отнекиваться, а она за своё: хочу с тобой дружить и всё такое, чуть не со слезами…
Андрей умолк, не желая, видимо распространяться о дальнейшем. Однако Марта, похоже, не нашла в её поведении ничего предосудительного.
— Совсем, как у Татьяны Лариной! — Заметила мечтательно. — А вот у меня смелости не хватило. Я так страдала!
— Только Нюське до Татьяны — как Куцему до зайца. Любовь у ней оказалась вовсе не такая, какую описал Пушкин, — возразил он.
— А по-моему, любовь у всех одинаковая. Я имею в виду девочек.
— Ты слыхала пословицу: «Мать дитя любит и волк овцу любит»?
— Нет. А при чём тут…
— Вторая её половина — как раз про Нюську.
— Она что — хотела тебя съесть? — не взяла в толк собеседница.
— Придется объяснить, раз до тебя не доходит… Нюська в тот же вечер сама полезла целоваться и не только это. Стала мне противная, и больше я с нею не ходил, как ни навязывалась.
Помолчав, Марта заметила:
— В Краснодаре у меня осталась подружка Таня. Она немного старше меня, дружит с мальчиком. Так вот она говорила, что вашему брату от нас ничего другого и не надо.
— Тоже из непутёвых?
— Я бы не сказала. Просто любит его безумно и потакает всем его прихотям.
— Ну, то в городе. А наши девчонки такого с собой не позволяют. И пацаны — редко кто.
— Если ты не из тех «редко кто», то я тебя ещё больше зауважаю, — пообещала она, как если б между ними уже имелась договорённость о взаимном «уважении».
— В этом можешь не сомне…
Не успел договорить из-за треска, донёсшегося снаружи. Кинулись к окошку — по обочине дороги, снижая скорость перед поворотом, один за другим проскаивали не успевшие запылиться мотоциклы; следом прошумели танкетки. Стало тихо до звона в ушах.
— Мар-та! Слезайте! — послышалось через некоторое время со стороны лаза.
Андрей спустился по лестнице вторым. Старшая из спасительниц с любопытством рассматривала «крестника». — Ну, братец, и нагнал же ты нам страху! — были её первые слова. — Жить тебе после такой переделки сто лет. Доча, принеси-ка йод, нужно обработать парню ухо, а то отгниёт — кто за него и замуж пойдёт. И прихвати рудикову рубашку, она в сундучке снизу. Пойдём под навес, Андрюша. Тебя ведь так звать?
— Вобще — Андрей. А вас?
— Зови пока что Ольгой Готлобовной, — улыбнулась та.
— А почему «пока»?
— Будешь моим зятем — глядишь, как-то по-другому станешь звать. — Заметив его смущение, поправилась: — Я, конечно, пошутила, извини.
— Ольга Готлобовна, а почему фрицы драпанули? — оправившись от смущения, спросил он.
— Они, детка, не драпанули… Это был всего лишь передовой отряд.
— А когда нагрянут остальные?
— А может завтра, а может, аж послезавтра, — дала она понять, что он явно злоупотребляет буквой «а». — Я как-то забыла спросить, а они доложить мне об этом не додумались. Для тебя это важно?
— Подольше б их, гадов, не было!
Вышла Марта, неся клетчатую рубашку, пузырёк с йодом и клочок ваты.
— Ну-ка, покажи своё ухо, черномазый… Крепко он тебя оттрепал. Но ничего, до свадьбы заживёт!
— Будем надеяться, что намного раньше, — заметила дочь и перевела разговор на другое: — Мама, как тебе показались непрошенные гости — не страшно было?
— Как показались? — спокойно переспросила она, занявшись Андреем. — На мой взгляд, они излишне грубоваты, даже циничны, нагловаты, самоуверенны… Да это и понятно: не с визитом вежливости пожаловали. — Она вздохнула. — А что до страха, то разве что из-за вас, и то поначалу.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.