Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [38]

Тот, усмехнувшись, ответил:

– Видишь, Борис Яковлевич, ведь все за год немного поумнели, поняли мы, да, наверно, кое-кто и повыше, что, сколько бы мы ни восхваляли и ни возносили подвиги отдельных героев, как бы высоко ни было наше уважение к их героическим подвигам, войну делают не они. Войну делают массы людей. Все эти бойцы и командиры, которым вскоре придется испытать на себе, на своей шкуре, что такое настоящий бой.

И никакими строевыми занятиями, общими политбеседами того, что могут рассказать своим товарищам эти простые бойцы, мы не достигнем.

Ты, пожалуйста, не подумай, что я против военной или политической подготовки, совсем нет. Все это нужно. Но в то же время, такие товарищеские беседы «старых» с «молодыми» совершенно необходимы. Нужна индивидуальная подготовка. Конечно, главными пропагандистами, агитаторами, учителями должны быть коммунисты, испытавшие на себе тяжесть блокадных боев.

Мы уже приходим к выводу, что война – это та же работа. Неприятная, опасная, но все же работа. И на ней каждый должен работать не только честно и добросовестно, но с таким старанием и умением, чтобы не подвести соседа и суметь остаться целым самому. Вот в этом и заключается сущность проводимых бойцами бесед.

Между прочим, и тебе в своих медучреждениях нужно бы организовать такие беседы.

Борис задумался. А ведь, действительно. Медсанбат пополнился новичками почти на 50 %, в медсанротах полков пополнение составило еще больший процент. А ведь с вновь прибывшими, после того как их обмундировали и зачислили в определённые подразделения, кроме общих политзанятий, да краткого ознакомления с теми обязанностями, которые на них ложились по должности, никакой работы не велось.

Через день, собрав в медсанбате старших врачей полков и пригласив на это совещание командира медсанбата, комиссара и командиров подразделений батальона, Алешкин поставил задачу проведения бесед старослужащими врачами, медсестрами, фельдшерами и санитарами с вновь прибывшими, рассказывая именно о своем личном опыте, о тех сложностях и трудностях, возникающих в медучреждениях, когда дивизия или полк вступает в тяжёлый кровопролитный бой.

Комиссар медсанбата предложил собрать собрание личного состава батальона и попросить начсандива выступить на этом собрании с таким же предложением, как на данном совещании. Федоровский отмолчался.

Между прочим, Борис как-то в беседе с комиссаром дивизии сообщал ему об инертности нового командира медсанбата, но тот ответил:

– Сейчас менять руководителя в подразделениях нельзя – поздно!

Но ты на всякий случай поговори с начсанармом. Я лично думаю, что у Федоровского своего рода шок. Ведь его, по существу, за какие-то не очень значительные упущения по службе так понизили в должности: с начальника фронтового госпиталя, до командира медсанбата дивизии. Видно, кому-то просто под горячую руку попал. Вот он, наверно, и не пришел еще в себя. Думаю, что когда в боевую обстановку попадет, встряхнется.

Борис и сам думал также и поэтому пока на такое самоустранение Федоровского от дел особого внимания не обращал. Тем более что внешне в батальоне все обстояло как будто хорошо. Новый командир медроты Сковорода, хотя и не имел ни военного, ни врачебного опыта (он окончил институт в 1941 году), обладал неплохим организаторским талантом и довольно толково выполнял как свои обязанности, так и большую часть работы командира медсанбата.

Новый комиссар Кузьмин, хотя и был болезненным, и в военном отношении совершенно неграмотным, все же за время своего пребывания организовал как до отдыха медсанбата, так и во время его пополнения, регулярную политучебу, ежедневную политинформацию по сводкам Совинформбюро как печатавшихся в получаемых газетах, так и добываемых им со специально посылаемым нарочным из политотдела армии, располагавшегося неподалеку.

Корифеи медсанбата – Прокофьева, Сангородский и Бегинсон вели достаточно интенсивную работу в своих подразделениях как в смысле обучения пополнения, так и в смысле организации работы подразделений. Правда, за время пребывания в районе Жихарева в период формирования дивизии практической работы в медсанбате почти не было. Это, конечно, снижало качество занятий.

Большую работу провел начснабжения санбата Прохоров. Он организовал ремонт палаток. Ведь мы уже знаем, что пришлось испытать этим несчастным палаткам за зиму 1941–1942 года. Много раз их стены вмерзали в снег и лед, и столько же раз их из этого ледового плена приходилось вырубать топорами и ломами. Немудрено, что к лету 1942 года почти все палатки имели оборванные, прогнившие стенки на высоту до полуметра от земли. При натягивании стенки висели бахромой на расстоянии нескольких десятков сантиметров от земли. Сейчас, летом, это было не очень страшно и угрожало только светомаскировке, так как каждая такая палатка ночью, когда в ней горел свет, была окружена как бы сиянием, исходящим из-под стен. Зимой в такой палатке было бы невозможно ни жить, ни работать: наружный воздух никакой печкой нельзя было бы нагреть.

Посоветовавшись с Алешкиным и Сковородой, Прохоров решил надшить нижние края палаток так, чтобы сделать их стены нормальной длины. Возник вопрос, где взять брезент. Вышли из положения так: израсходовали часть имевшихся у каждой палатки брезентовых полов. Пользоваться ими по прямому назначению почти не приходилось. Разостлать и закрепить их ровно так, чтоб они не смещались, было невозможно, и во время работы они ерзали по земле, путались под ногами, а в болотистой местности намокали и коробились. Одним словом, полы не облегчали работу, а только затрудняли ее. Уже с весны 1942 года при развертывании палаток полов не настилали. По просьбе медсанбата из санотдела армии выдали две новых палатки, брезента для ремонта дать не могли, рекомендовав использовать свои ресурсы. Но ведь это легко сказать, а сшить толстые края брезента, когда это попробовали сделать руками медсестер и дружинниц, оказалось делом далеко не простым, а нужно было починить 14 палаток.