Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [117]

Во время завтрака полковник поблагодарил за отлично проведенную ночь. В домике было тепло, постель удобна. Поговорили они и о Джеке, который очень понравился полковнику Пащинскому. Обиды на него, к большой радости Бориса, он не имел, а, наоборот, похвалил его, как умного сторожевого пса, и еще раз намекнул, что очень хотел бы иметь такого же.

Борис с горечью подумал, что если Пащинский будет очень придирчив, то для его ублажения, может быть, придётся и с Джеком расстаться, хотя он и очень полюбил верного пса, но благополучие медсанбата ему было дороже.

А эта собачина даже и не знала, что его судьба висит на волоске, и что вот-вот ему придется расстаться с горячо любимым хозяином.

Но о Джеке Пащинский не заикнулся, он только попросил Бориса, если вдруг когда-нибудь у него появится вторая такая же собака, то подарить ее только ему, а не кому-нибудь другому. Алешкин, конечно, обещал.

Завтрак окончен. Игнатьич убрал посуду и вытер стол. Оба собеседника закурили. Из отделения, где жил Игнатьич, доносилось чавканье и урчание Джека, уписывавшего принесенную ему еду. Обычно это были остатки от завтраков, обедов и ужинов, собиравшихся для Джека в одной из госпитальных палаток.

Пащинский вынул из планшетки несколько исписанных листов бумаги (Борис знал, что это был список рядового и сержантского состава медсанбата), положил эти листки перед собой на стол, несколько минут смотрел на них, а затем сказал:

– Вот что, товарищ Алешкин, я еще вчера вечером внимательно изучил эти списки. Здоровых людей тут немало. Но я понимаю, что и в санбате санитары должны быть сильными и выносливыми, иначе ваш батальон на второй же день большого потока раненых захлебнется. Но вот ваш писарский, складской и добрую половину шоферского состава, я думаю, можно заменить почти безболезненно.

Шофёров мы оставим по одному на машину (до сих пор их было по два), оставим еще одного как запасного автослесарем, ну а механиком будет сам командир автовзвода.

Писарей и кладовщиков подберите или из дружинниц, или из тех выздоравливающих, которые будут явно негодными к строевой службе.

Вот когда я все это подсчитал, то я увидел, что от вас можно безболезненно забрать не менее чем 25 человек, ну и, конечно, всех, кто числится в команде выздоравливающих, но уже может продолжать дальнейшее лечение в частях. Поймите, операция предстоит трудная, а людей в строевых подразделениях большой недокомплект.

Алешкин, выслушав эту речь, приободрился. По правде сказать, он ожидал более сурового требования. Ведь 15 человек у него уже были, ну, а еще 10 подобрать было не так трудно, тем более что вчера автовзвод они почти не трогали. О задержке выздоравливающих не могло быть и речи. Во-первых, за постоянную рабочую силу их никто и не считал, их использовали всегда на легких, временных и главным образом авральных работах, а во-вторых, после первого же серьезного боя эта команда пополнится новыми людьми, которых можно будет привлечь к легкому труду. Поэтому он довольно радостно ответил:

– Благодарю вас, товарищ полковник. Ваше решение своей объективностью меня очень обрадовало. Разрешите его выполнять?

Пащинский усмехнулся.

– Ну что же, выполняйте, через час список выделенных людей представьте мне, а завтра к утру, чтобы все эти бойцы были хорошо экипированы, вооружены автоматами и под командой вашего начальника штаба доставлены в штаб дивизии.

И не возражайте, пожалуйста, – немного повысил голос Пащинский, заметив попытку Бориса что-то сказать. – Я уже разузнал, у вас в батальоне чуть ли не полсотни ППШ засело, вот 25 отдайте с этими бойцами. Остального вам за глаза хватит.

Алешкин, действительно хотевший просить о замене для отправляемых части оружия винтовками, сконфуженно хмыкнул и приказал Игнатьичу срочно вызвать Скуратова.

Пащинский, закуривая новую папиросу, сказал:

– Ну что же, товарищ Алешкин, я сейчас уезжаю. Надеюсь, моего шофера тоже хорошо покормили, «Эмку» заправили, они, по-моему, в автовзводе сейчас, распорядитесь, чтоб он вывел машину к шлагбауму. А я хочу с вашим телохранителем попрощаться. Надеюсь, что прощание у нас будет более миролюбивым, чем встреча.

Борис позвал Джека.

Тот вошел и сел около ног хозяина. Он сидел спокойно, слегка постукивая своим пушистым хвостом по полу. Борис положил ему руку на голову и громко приказал:

– Ну, прощайся с гостем. Дай ему лапу!

Собака послушно протянула правую лапу и вложила ее в ладонь полковника.

Тот слега пожал ее и, отпустив, заметил:

– Какой умный ваш пес! – и с этими словами протянул руку, чтобы погладить Джека по голове. Но лишь только рука Пащинского протянулась к голове собаки, пёс глухо заворчал, и его верхняя губа приподнялась.

Борис поспешно крикнул:

– Джек, нельзя! – И слегка щелкнул его по носу. Обратившись к гостю, он сказал:

– Нет, этого делать не следует. Он даже Игнатьичу не всегда разрешает к голове притрагиваться. Не будем испытывать судьбу. Ведь это все-таки всего только зверь.

– Зверь-то зверь, но замечательный! Так помните – первая же похожая на вашего пса собака – моя. Договорились?!

– Так точно, договорились, – ответил радостно Борис.