Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I - [55]

Помня правила мирного времени о необходимости иссечения краев раны, в начале войны некоторые врачи, а в медсанбате Симоняк и Криворучко аккуратно вырезали по окружности кожу вокруг этих ран, делая их размером 3–4 см в диаметре. Одновременно они совершенно не интересовались тем, что находится в глубине раны, поэтому такие раны нагнаивались, заживали очень медленно и плохо, а удаленная «пятачком» кожа вела к образованию большого обезображивающего кожного рубца.

Слушателям курсов усовершенствования, на которых учился Алешкин, на кафедре Гориневской показали новый, современный для того времени способ обработки огнестрельных ран. Любая, даже самая маленькая огнестрельная рана рассекалась вдоль направления кожных линий, в зависимости от глубины ее на 3–5 сантиметров и даже больше, по возможности на максимальную глубину. Все размоченные по ходу раневого канала ткани иссекались, а инородные тела, чаще всего это были клочки одежды, увлекаемые за собой пулей или осколком, извлекались. Конечно, саму пулю или осколок, если они не лежали в поверхностных мышцах или под кожей, отыскивать не пытались, опыт показал, что это было совершенно ненужным делом.

Обработанная таким способом рана заживала значительно быстрее, как правило, почти не нагнаивалась, не давала осложнений и позволяла на последующих этапах эвакуации даже наложить швы. Как известно, соответствующей инструкцией по первичной обработке ран в медсанбате и даже полевых госпиталях зашивать разрешалось только полостные раны, проникающие в грудную или брюшную полости, другие оставлялись открытыми.

После первого опыта работы еще в совхозе «Груздево» Борис как-то в беседах с врачами медроты, которые ему поручил провести Сангородский, говорил о таком способе обработке ран, но приняли его во внимание немногие, главным образом молодые врачи. Другие, имеющие большой стаж работы, продолжали обрабатывать эти маленькие раны по-старому, то есть вырезать «пятачки».

Федоров заметил, как переглянулись Лев Давыдыч и Симоняк и понял, что в этом вопросе в медсанбате дело обстоит далеко не так благополучно, как ему показалось, поэтому он сказал:

– Мы сегодня вечерком на эту тему побеседуем. Видно, у вас все-таки рыльце в пушку, да и это отделение делает не все так, как мне бы хотелось. Вот я сейчас покажу.

– Есть у вас лезвие безопасной бритвы? – спросил Федоров операционную сестру Катю Шуйскую. Та ответила:

– Есть, ведь очень часто приходится брить края раны.

– Так, а я эти лезвия предлагаю использовать еще и для другой цели, положите парочку в спирт, а теперь смотрите.

Федоров быстро помыл руки и подошел к столу, на котором лежал раненый в бедро.

Рана была величиной с копейку и совершенно не кровоточила, осмотрев ее, Федоров вновь обратился к операционной сестре:

– Дайте Кохер!

Она подала просимый зажим.

– Теперь лезвие.

Федоров вставил бритвенное лезвие в зажим Кохера так, что зубчики инструмента сомкнулись в одном из отверстий лезвия и, подойдя к раненому, которому Тая только что закончила производить обезболивание новокаином, приступил к показу нового способа обработки ран. Этим импровизированным скальпелем он быстро рассек рану и, придерживая пинцетом, также быстро срезал очень тонким слоем все размозжённые ткани, подкожную клетчатку и мышцы.

– Видите, какой тонкий и ровный получается срез. Скальпелем, даже самым лучшим, вы этого не достигнете никогда, а то, что из пересеченных вами мелких сосудов немного усиливается кровотечение, то это даже хорошо. Рана как бы промоется. Разумеется, при этом надо хорошо знать анатомию, если по характеру раны будет видно, что может быть поврежден более или менее крупный сосуд, его надо не забыть перевязать. Этот способ нам предложил наш фронтовой хирург, профессор Куприянов, – закончил Федоров. – Да, – добавил он, – лезвие после употребления надо обмыть и бросить в спирт, оно может пролежать до следующей операции. Затем взять свежий зажим и таким образом вновь сделать себе скальпель. Таким способом можно обработать подряд два-три десятка ран.

В этот момент в палатку вбежала доктор Криворучко.

– Лев Давыдович, – закричала она еще от входа в палатку, забыв все наставления и правила о порядке обращения к начальству: – Там привезли две машины раненых, я не могу разобраться, что с ними делать. Пожалуйста, идемте скорее. Борис Яковлевич, там очень тяжелые есть! – И всплескивая в испуге руками, выбежала.

Сангородский обратился за разрешением к Федорову, чтобы идти в сортировочную.

– А это кто такая, что она паникует? – спросил тот.

– Это командир сортировочного взвода доктор Криворучко, но, откровенно говоря, всю работу по сортировке приходится проводить мне, – ответил Лев Давыдыч.

– Ну хорошо, идите, товарищ Симоняк проводит меня дальше и мы осмотрим все. А вы куда? – обратился Федоров к Алешкину, снимавшему халат и тоже собиравшемуся выходить из палатки.

– Я пойду в первую операционную, ведь там тяжелых привезли, может быть, нужно будет делать ампутацию, ушивать пневмоторакс, могут быть ранения и брюшной полости.

– Как, и все это будете делать тоже вы, а где же остальные врачи?