Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II - [7]

Борис в ответ только краснел, пыхтел и даже сердился. Он удивлялся самому себе. О любой другой знакомой ему девушке он мог бы болтать с кем угодно и о чем угодно. Сам бы смеялся всяким шуткам. Но здесь!

Он был готов говорить о Кате целыми днями, но не так, не с шутками, не с насмешками. Она и его отношение к ней были каким-то таким важным, сокровенным в его жизни, что если бы он и решился с кем-нибудь о ней говорить, то только с настоящим испытанным другом и совсем, совсем по-другому. А вернее всего, что даже и вообще бы не решился.

А время шло, и Борис поправился уже настолько, что его решили выписать домой. Правда, он был еще так слаб, что добраться домой сумел только при поддержке матери, которая, по существу, взяв его под руку, приняла на себя всю тяжесть его тела, никак не хотевшего держаться на каких-то слабых, ватных ногах. Дорогой им пришлось несколько раз останавливаться и отдыхать, и, хотя Анна Николаевна уже несколько раз пожалела, что согласилась на уговоры Бориса и отправилась с ним пешком немедленно по выписке, а не стала дожидаться Якова Матвеевича, обещавшего приехать за сыном на лошади, но, так или иначе, они все-таки до дома добрались.

Конечно, дома больному предстояло провести еще не менее двух недель в постели, но это всё-таки был дом, а не больница. Начался сентябрь, стояла чудная дальневосточная осень. Каждый день сияло ласковое теплое солнце, было очень тепло. Об осени напоминали только начавшие краснеть листья старого боярышника, стоявшего перед самым окном постели, на которой лежал Борис. Вскоре он начал гулять около дома, с каждым днем силы его росли. Он уже стал мечтать о том дне, когда поедет во Владивосток и приступит к занятиям в институте. Сразу по выписке из больницы он послал заявление в ГДУ, в котором сообщал о своей болезни и просил о разрешении опоздать к началу занятий на месяц. Заявление его попало к благоволившему к нему Василевскому, и такое разрешение было дано.

Как-то, гуляя под деревьями и наблюдая за тем, как Борис-маленький с аппетитом жуёт ягоды боярышника, больной не выдержал и съел несколько ягодок сам. То ли от этого, то ли от какой-нибудь другой причины, но в этот же вечер у Бориса поднялась температура, он вновь потерял сознание. Заболевание началось почти так же внезапно, как и в первый раз. Утром к нему вызвали Степанову. Та, осмотрев его, определила, что это рецидив того же заболевания, которым он болел до этого. Кстати сказать, заболевание его, как оказалось, не было настоящим брюшным тифом, а паратифом, и для окружающих при соответствующем соблюдении гигиенических правил, как тогда считали, неопасным. В этот раз его решили оставить дома. Борису пришлось провести в постели около двадцати дней, да на восстановление сил ушло около месяца. Понятно, что об учении в этом году нечего было и думать. Это очень огорчило его, и, пожалуй, не столько из-за того, что учёба откладывалась, сколько из-за того, что нарушилась возможность его частых свиданий с Катей Пашкевич, уже жившей и учившейся в городе.

Наконец, Алешкин оправился настолько, что смог явиться в контору Дальлеса, чтобы получить новое назначение. На работе его появлению обрадовались. Все полюбили этого расторопного и исполнительного паренька, и уже заранее Борис Владимирович Озьмидов подготовил ему интересное место.

Сразу же по его появлении Ковалевский сказал ему, что согласно недавно вышедшего постановления правительства, он может получить за всё время своей болезни 75 % своего оклада из соцстраха. Для этого необходимо получить от врача, его лечившего, соответствующую справку, называвшуюся каким-то странным словом «бюллетень». Это сообщение было для Бориса неожиданной и очень приятной новостью. Семья его отца жила совсем небогато и еле-еле сводила концы с концами.

Необходимую справку – бюллетень Степанова, для которой этот документ был еще новостью (ведь в основном её больными были крестьяне, которым такие справки не требовались), конечно, без всяких разговоров выдала. А на следующий день в контору соцстраха, размещавшуюся где-то на окраине гарнизона, Борис и Анна Николаевна отправились за получением денег.

Одновременно с бюллетенем в соцстрах требовалось представить и справку о размере его оклада. Об этом еще раньше позаботился Ковалевский, и такая справка была уже у Бориса на руках. Какая-то молоденькая девушка довольно долго считала что-то на счетах, а затем сказала, что Борису причитается за время его болезни 87 рублей. Затем она выписала ордер, и через несколько минут Борис получил эти деньги.

Он тут же отдал матери всё, но она вернула ему 10 рублей, сказав, что на остальные деньги ему купят что-нибудь из одежды, а эти 10 рублей он может тратить по своему усмотрению.

Как-то незаметно Борис окунулся в свою служебную и комсомольскую деятельность. Участок, на который он должен был выехать, начинал функционировать с конца ноября. Он продолжал работать в конторе по подсчету заготовленного в прошедшее лето, оформлению новых договоров и вообще, помогая в канцелярских делах Ковалевскому. Одновременно он продолжал активно участвовать в работе Шкотовской комсомольской ячейки. Кстати сказать, в этом году организовалась ячейка РКП(б) и в конторе Дальлеса, предполагалось создать и комсомольскую, уже заранее на место секретаря её прочили Бориса Алёшкина.