Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том II - [64]

Ведь не сядешь же на скамейку в саду или где-нибудь на улице и не начнёшь на глазах прохожих лакомиться пирожными! Надо что-то придумать! Надо где-нибудь провести время до вечера и поесть свои лакомства, не подвергаясь наблюдению посторонних глаз.

В то время во Владивостоке имелись две больших гостиницы: «Золотой Рог» и «Версаль» и очень много мелких, частных, так называемых номеров, иногда имевших в своём распоряжении меньше десятка комнат. В них за весьма скромную плату могли найти уединение парочки на сутки, на ночь и даже всего на несколько часов. В одну из таких «гостиниц» Борис и повёл свою Катю. Она не понимала ужаса посещения таких мебилирашек благодаря своей полной невинности, а он даже не подумал о том, что уже одно посещения девушкой таких номеров может её скомпрометировать, слишком он был беспечен и легкомысленен. Да он и сам не предполагал, что в такие гостиницы гости приводят с собой только девушек так называемого легкого поведения, что эти гости для прочих услуг часто пользуются горничными и другим обслуживающим персоналом. Ему как-то пришлось раз переночевать в одной из таких гостиниц около Семёновского базара, в неё он и привел свою Катю.

Когда он договаривался с хозяйкой, сидевшей за столиком в прихожей, о комнате до вечера или может быть и до утра, его очень удивили насмешливые взгляды, брошенные ею и довольно миловидной горничной на смущенно прятавшуюся за его спиной Катю. Удивило его и то, что хозяйка взяла с него в этот раз двойную плату за такой же номер, как тот, в котором он останавливался прошлый раз. Конечно, при Кате он не осмелился торговаться, но та, услышав цену, и сама пришла в ужас: нужно было заплатить 4 рубля. Она дернула парня за рукав и тихонько шепнула:

– Уйдем, съедим пирожные завтра где-нибудь в селе. Но Борис, заметив, что колебания его спутницы, да и его самого вызвали у хозяйки презрительную улыбку, вынул из кармана деньги и молча положил их на стол перед хозяйкой. Та спихнула бумажки в открытый ящик стола и приказала горничной проводить гостей в номер.

Горничная провела их на второй этаж, где в довольно грязный обшарпанный коридор выходило, наверно, десять или двенадцать дверей. Она открыла одну из них и жестом пригласила пройти нанимателей в открывшуюся перед ними комнату. Комната небольшого размера с большой двуспальной кроватью у одной из стен, с умывальником у противоположной стены, со шкафом, стоявшим напротив окон сбоку от входной двери, со столом посередине, накрытым цветастой скатертью не первой свежести и несколькими стульями, стоявшими вокруг стола, с какой-то несуразной картиной, висевшей над кроватью и с треснувшим зеркалом, укрепленным над умывальником, выглядела не очень уютно. Но ребята, уставшие после двух сеансов кино, пообедавшие, затем основательно побродившие по городу, были рады и такому пристанищу: оно позволяло раздеться, сесть за стол и, наконец-таки, приняться за свое соблазнительное лакомство.

Борис потребовал самовар и чай, сразу же заплатил за всё это горничной и запер дверь на ключ. Окна комнаты, выходящие на Семеновский базар, имели по своим краям толстые, но сильно поношенные гардины. Борис хотел их задёрнуть, но Катя воспротивилась.

Они, раздевшись и повесив свои довольно-таки жалкие пальтишки в шкаф, помыв руки, принялись за чай. С большим аппетитом съели чуть ли не целый десяток пирожных и выпили по две чашки чаю. После этого Катя, заявив о своей усталости, разулась и прилегла на кровать прямо на одеяло. Поколебавшись несколько минут, Борис, тоже разувшись, лег около нее. Она отодвинулась к стенке, но против его присутствия не возражала. Несколько минут они лежали рядом, не двигаясь, думая каждый о своем.

О чем думала Катя, мы сказать не беремся, а у Бориса вдруг возникло горячее желание обладать этой девушкой.

Он повернулся к ней и принялся горячо целовать ее в губы, щеки, глаза и шею.

Она не сопротивлялась и даже иногда отвечала ему на поцелуи.

Борис осмелел и его рука коснулась упругой, прохладной, бархатной кожи Катиной груди. Но он смог продержать так свою руку всего несколько секунд…

Девушка опомнилась, оттолкнула от себя парня и, слабо улыбнувшись, произнесла:

– Борис, Борька, не сходи с ума! Хватит! Пойдем, а то меня хватиться могут. Смотри, на улице совсем стемнело. Скоро будет поезд. Если я не приеду, отстану от класса, то мне потом и не оправдаться… А ну, как мама спросит тетю Елену, была ли я у нее сегодня…Что я скажу?

Катя соскочила с кровати, повернулась к Борису, нагнулась к нему, крепко его поцеловала, посмотрела на него умоляющими глазами, стала обуваться и еще раз сказала:

– Ну, Борька, я тебя прошу! Вставай! Пойдем!

Что-то в тоне ее голоса было такое, что заставило его немедленно подчиниться.

Через четверть часа Борис выводил из этого вертепа свою любимую Катю такой же невинной девушкой, какой и вводил ее.

Подходя к вокзалу, они еще издали заметили группу экскурсантов, стоявших у входа в вокзал и о чем-то оживленно рассуждавших. Катя потребовала, чтобы Борис немедленно её оставил. Он перешёл на противоположную сторону улицы, свернул в привокзальный сквер и, пройдя через боковую калитку на перрон, забрался в первый вагон уже стоявшего поезда так, что никто из Катиных подруг и приятелей-одноклассников его не заметил. В Шкотове он выскочил из поезда еще до его остановки и быстро зашагал по линии к дому, а Катин класс еще довольно долго шумел и смеялся на перроне станции, делясь впечатлениями об увиденном за день и обсуждая все маленькие происшествия, которые произошли с ними, как это всегда бывает при таких путешествиях. Только одна Катя стояла немного в стороне и задумчиво глядела куда-то в сторону моря. Её подруга Нюся Цион заметила состояние обычно веселой и подвижной девушки, она подошла и спросила: