Необычные воспитанники - [2]

В Ленинграде, например, была введена двухпроцентная надбавка к местному сбору «за позднюю торговлю»; в Москве — дополнительный налог с объявлений, помещаемых в печатных изданиях; в Крыму — «ввиду особо значительного сосредоточения беспризорных детей… и скудости средств… — десятипроцентная надбавка к местному налогу на увеселения»[1].

Во всех городах энтузиасты-общественники — рабочие, передовая интеллигенция, комсомольцы включались в борьбу по ликвидации беспризорности. Они добровольно шли работать во вновь организованные приемники, совместно с органами милиции устраивали «облавы» на беспризорников, не спали ночами, обыскивая дачные вагоны на запасных путях, подъезды домов, подвалы разрушенных войною зданий, спасая тысячи и тысячи замерзающих ребят.

Прогрессивные деятели, простые люди Европы и Америки искренне пытались помочь Советской России в эти трудные годы разрухи и голода.

Норвежский политический деятель, известный полярный исследователь Фритьоф Нансен участвовал в организации продовольственной помощи голодающим в России. Он выступил в Лиге Наций с призывом: «В России голодают двадцать миллионов человек, дети-сироты, спасите их». Он стал собирать добровольные пожертвования — деньги, одежду, продукты и пересылал их в Страну Советов.

К этому времени я успел побывать «в детях», был усыновлен авантюристом, который называл себя «князем Новиковым»: я служил ему живой кассой, возя в свертке, обмотанном вокруг живота, драгоценности. Мы поколесили по русским городам, а месяц спустя «князь» бросил меня в одной из киевских гостиниц и бесследно исчез. Так я очутился в трудовой детской колонии имени Фритьофа Нансена, расположенной в двухэтажном «будынке» брошенного барского имения. Помню, зимой 1923 года нам, всем воспитанникам, прислали из далекой Норвегии от имени Нансена полный комплект диковинной заграничной одежды: отличные курточки и брюки гольф до колен, на кокосовых пуговицах по обшлагу, приведшие нас в неописуемое удивление.

Январской морозной ночью 1924 года Феликс Эдмундович Дзержинский с группой чекистов, проходя по Охотному ряду и Моховой, увидел беспризорников, костер у асфальтового котла и сказал: «Ужасное бедствие! Ведь большинство их — дети пролетариев. Одному Наркомпросу не справиться с этим. Что-то надо предпринять».

В июне этого же 1924 года Ф. Э. Дзержинский выступил на заседании ЦК партии и заявил: «Я хочу бросить некоторую часть ВЧК на борьбу с беспризорностью. Наш аппарат — один из наиболее четко работающих. С ним считаются, его побаиваются».

И вот под Москвой на станции Болшево, в реквизированном имении бывшего «шоколадного короля» Крафта, была организована детская коммуна: сюда из столицы перевезли детдом им. Розы Люксембург и стали приучать воспитанников к трудовой жизни. Открыли сапожную мастерскую, оборудовали кузницу, а весной, чтобы подростки «не сорвались на волю», завели голубятню, купили футбольный мяч, организовали команду.

И случилось чудо: труд, новый метод воспитания победили.

Год спустя профиль коммуны круто изменился: в окрепший трудовой коллектив стали вливать партии молодых правонарушителей, которых брали из тюрем, лагерей — сперва одних парней, затем и девушек. Это были те подростки-сироты, которые за годы двух войн, разрухи и безработицы обретались на базарах, вокзалах, попали в лапы «паханов», то есть матерых воров. Они к этому времени выросли и сами стали ворами. Сотрудники ОГПУ принялись за перековку преступников! Где и когда было видано, чтобы органы охраны правопорядка превратились в воспитателей? В каком государстве? При каком строе? Из состава ОГПУ в Болшево пришли управляющий, воспитатели: так возникла «Трудкоммуна бывших правонарушителей им. ОГПУ № 1». Это было невиданное в мире учреждение, где воров-рецидивистов, расконвоированных, без всякой охраны, перевоспитывали полезным трудом, учебой.

Жители соседней деревни Костино пришли в ужас от таких «соседей», подавали во все инстанции прошения, прося убрать «жуликов».

Бежали дни, месяцы, складываясь в годы…

В русском фольклоре есть такое выражение: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». В Болшево все вышло по-другому. Шеф — ОГПУ — выделил в долг средства, и все пришло в движение, как в муравейнике. К десятилетию организации трудовой коммуны — 12 июня 1935 года — в ней уже было свыше 3 тысяч воспитанников, большинство из которых жили семьями в благоустроенных квартирах. Деньги, которые в нее вложило ОГПУ, были полностью отработаны воспитанниками. Еще с первых дней здесь был выброшен лозунг: «Ни тунеядства! Ни иждивенчества!» Если в первый год своего существования коммуна выпустила продукции на 30,9 тысячи рублей, то в 1935 году — на 27586,7 тысячи. Вчерашние налетчики, карманники, фармазоны женились на таких же, как и они сами, воспитанницах, а часть парней — теперь квалифицированные механики, слесари, столяры, начальники цехов — невест брали из деревни Костино. Девушки охотно выходили за них замуж, жалобы на «жуликов» давно прекратились, так как в окрестностях ни у кого не пропадало ни курицы из сарая, ни яблочка из сада.