Необычайная коллекция - [12]

Гулд нажал какую-то кнопку на машинке; звякнула пружина, и сбоку вывалилась металлическая кассета. Он убрал ее в ящик стола, где лежали другие такие же, и перечислил мне их содержимое:

— Есть Конрад, Монтерлан, два Борхеса, один Шардонн, Бирс и Пруст. Ну-ка, давайте попробуем Пруста, это такая прелесть!

Он вставил в машинку кассету с Прустом и предложил мне приступить к делу. Из духа противоречия я нажимал только клавиши с редко встречающимися буквами — ё, ъ, э. Гулд, заглядывая мне через плечо, медленно прочел:

— «Давно уже я привык укладываться рано...» Ну вот вам и начало шедевра! — И, довольный, рассмеялся. — Однажды, — продолжил он, — я провел за этим столом двадцать семь часов кряду — написал «Комбре» и затем «Любовь Свана». Вы не можете себе представить мое состояние: это было как наркотик. Мне приносили сюда бутерброды, и я ел, не отрываясь от работы.

Сев на мое место, он настучал еще несколько слов, и я заметил, что печатает он всеми десятью пальцами, как профессиональная машинистка. Я догадался, не читая, какие слова появились на бумаге: «Иной раз, едва лишь гасла свеча...»

Гулд поведал мне, как собирается вскоре усовершенствовать свою машинку:

— Конечно же пока она еще довольно примитивна. Результат получается сразу, без черновиков, без поправок, без каторжных трудов, в которых рождается окончательный текст. Приятно, что и говорить, но как-то нереалистично. Я над этим работаю. Разумеется, вы скажете мне, что никакая машинка никогда не воспроизведет все этапы создания текста, такого, как, скажем, «Комбре», — и будете правы; и все же можно посмотреть рукописи и, не пытаясь воспроизвести генезис книги целиком, выработать хотя бы процесс в общих чертах, так сказать, резюме. Да-да, в один прекрасный день моя машинка преспокойно отстучит «Поиски...» примерно так, как написал их Пруст: будут и возвращения назад, и поправки, и сомнения, в общем, вся увлекательная работа сочинителя.

Я задумался, будет ли этот кропотливый поиск истины совместим с сиюминутным удовольствием, лежавшим в основе изобретения Гулда. Его машинка хороша тем, что позволяет без труда почувствовать себя гением; но если придется пройти через те же муки творчества, что и сам автор, захочется ли кому-нибудь на ней писать? Этот вопрос я, однако, оставил при себе и лишь заметил, что Пруст пользовался пером и чернилами, а не пишущей машинкой. Гулд, подмигнув, ответил, что у него есть и другие замыслы. Полагаю, он имел в виду авторучку, которая сама написала бы «Поиски...», не представляя себе, однако, ни ее устройства, ни как она будет действовать. После того разговора, кстати, ничего нового на сей предмет я от него не слышал. Надо бы поинтересоваться, придумал ли он что-нибудь еще.

* * *

Безошибочное чутье Гулда. Привычная для тех, кто близко знаком с Гулдом, сцена: прогуливаешься с ним, и вдруг, ни с того ни с сего, он застывает, словно оцепенев. Требуя тишины, водит носом, втягивает воздух, до смешного похожий на гончего пса в стойке. Через несколько секунд выносится приговор: либо он заключает, что взял ложный след, и, разочарованный, продолжает прогулку, либо, просияв, с победоносным видом поднимает вверх палец и восклицает: «Где-то поблизости литература!»

И тогда приходится следовать за ним в его гонке, которая может продолжаться целый час: ведомый своим инстинктом, он бежит вдоль домов, толкает калитки, взбирается по лестницам, осматривает почтовые ящики; наконец, запыхавшись, останавливается перед дверью и выдыхает: «Здесь!»

Он звонит и, когда его впускают (а впускают всегда, ибо он хоть кого уговорит, язык у него так хорошо подвешен, что редко случается, чтобы его отпустили без чашечки кофе), принимается искать предмет, который уловили его радары. Как правило, это бывает книжный раритет в шкафу, завалявшееся в ящике стола письмо или забытая рукопись в комоде. Иногда там просто живет потомок знаменитого писателя, хранящий его неопубликованные фотографии, или женщина, которая знала его когда-то и может поделиться воспоминаниями. Гулд ищет вслепую, задает вопросы, повсюду заглядывает, как заправский сыскарь. Редко бывает, чтобы он не добился своего; случается, что подвергнутый обыску хозяин дает ему уйти с находкой, о которой, возможно, и сам не подозревал.

Заинтригованный этим поразительным даром Гулда, я однажды вздумал поставить опыт, который, увы, не дал ожидаемого результата. На пути наших обычных прогулок я припрятал текст романа, над которым работал много месяцев, — проверить, подействует ли он на детекторы Гулда. Мое сердце учащенно билось всю дорогу и совсем зашлось, когда мы приблизились к тайнику. Я весь извелся, следя за реакцией моего друга и спрашивая себя, в какой момент он замедлит шаг и втянет носом воздух. Но нет! Он прошел в трех метрах от моей книги, ровным счетом ничего не учуяв и продолжая весело болтать! Для меня это было жестокое разочарование, которое я с грехом пополам постарался скрыть. В тот же вечер я забрал из тайника свою рукопись без запаха литературы и бросил ее в огонь.

* * *

Неотложная надобность Гулда. Еще одна сценка из жизни: Гулд на званом обеде ерзает на стуле, стиснув зубы, — видно, что ему не по себе; хозяйке дома, которая тихонько предлагает проводить его в ванную, он шепотом отвечает: «Не найдется ли у вас свободной комнаты, карандаша и листка бумаги? Стихотворение просится наружу, долго я его не удержу».