Необычайная история Йозефа Сатрана - [9]

На Пальце был новый черный костюм и блестящий серебряный галстук. Его физиономия приняла цвет увядшей капусты.

— Аккуратней, когда будешь целовать невесту, гляди не выбей ей глаз своим румпелем, — по-отечески наставлял его Козел. — Не забудь, что носина у тебя будь здоров, номер последний, дальше уже идут канализационные трубы и нефтепроводы.

Свадебный обряд прошел без сучка без задоринки. Наконец-то Йозеф Сатран стал женатым. По этому поводу домик в Долине Сусликов заполнили гости.

Там, где собираются шахтеры, никогда не обходится без небольшого горняцкого оркестрика, состоящего из аккордеона, скрипки, а вместо ударных — примитивного инструмента, сооруженного из зазубренной дубинки и старых жестянок. Инструмент этот зовется «грохало». Шум, производимый грохалом, походит на схватку двух скелетов на крытой жестью крыше. Итак, отголоски свадебного веселья, разносимые западным ветром, заполнили всю Долину Сусликов. Внучата цыгана Дезидера отплясывали чардаш и набивали животы свежеиспеченными булочками.

Явилась мамаша Сатранова с мужем и обоими детьми, вся близкая и далекая родня. Палец никого не забыл пригласить на свое торжество. Пришли товарищи по работе и множество других, которых женихова сторона считала гостями невесты и наоборот.

Уже был съеден свадебный обед. Пепичек нахватался всего подряд, смешивая взаимоисключающие яства. Он сидел на новом унитазе, вздыхал, корчась от боли, и каждую минуту кричал:

— Подотли!

Но тут же снова усаживался на стульчак и снова тяжело вздыхал. Взрослые над ним смеялись и требовали кофе.

И гостей и еды было много. Плиту заполняли кастрюли и горшки. Места не хватало. Пришлось включить газовую, новую.

Ружена поставила на конфорку кастрюлю с водой, повернула ручку и поднесла горящую спичку.

— Газ не идет, — сообщила она и стала искать взглядом мужа. Когда газовой плитой не пользовались, а в кухне, в плите, горел огонь, Палец старательно приворачивал ручку баллона. Огонь и газ — друзья лишь до поры до времени.

Новобрачный сидел в спальне, окруженный друзьями. Он скинул пиджак и, предаваясь обильным возлияниям, сиял как медный таз.

Какой-то паренек, которого женихова сторона полагала за гостя невесты и наоборот, с готовностью выскочил в переднюю и сделал попытку отвернуть колесико баллона с газом. Баллоном еще не пользовались, и колесико заело. Он приложил силу. Колесико поддалось, но вместе с предохранительной гайкой провалилось в горловину баллона.

Десять килограммов сжатого газа вырвались наружу со зловещим шипеньем.

Парень выскочил во двор, как мышь из шахты перед обвалом, предоставив стихии полную свободу действия.

Палец в спальне отставил бутылку и носом, который не обманешь, втянул воздух. Он унюхал, а чутким ухом услышал посвист утекающего газа, увидел, что в печи горит огонь.

— Все-е-е во-о-он! — взревел Палец.

Одним гигантским прыжком он достиг Ружены и двумя дикими толчками вышвырнул ее в переднюю, а затем во двор.

Свадебные гости осатанели. Всеобщим, в высшей степени неорганизованным бегством они заклинили выход.

Палец резко затряс головой, чтобы стряхнуть опьянение, Ошалевшая Ружена ничего не понимала, решив, что ее муж рехнулся от счастья. Но мозг Пальца работал с четкостью отрегулированного четырехтактного двигателя. Необходимо освободить вход, проникнуть в переднюю, оторвать баллон от шланга и закинуть подальше от строений, прежде чем концентрация газа в доме станет критической и произойдет взрыв. Времени, отпущенного ему для свершений, было столь мало, что в сравнении с ним человеческую жизнь можно было уподобить вечности. Палец не имел понятия, сколько людей находится сейчас в его доме.

Дотянув свою длинную, словно стрела подъемного крана, ручищу, Палец вырвал какого-то гостя из закупоренных дверей, будто пробку из бутылки, проник в переднюю и вдруг через открытую дверь уборной увидал голую попку Пепичка.

Не церемонясь, он выбросил мальчонку во двор.

Огненный взрыв пришкварил к его спине нейлоновую сорочку. Он почувствовал, как обжигающий бич огня хлестнул его по спине, — и все! Ничего больше!

Полгода врачи выкраивали полоски уцелевшей кожи с его тела, чтобы залатать обгоревшую спину, с которой снимали черные лоскуты вместе с прикипевшей сорочкой. Длинные волосы обгорели и торчали ежиком, из бинтов он моргал Ружене светло-карими глазами, лишенными ресниц.

— Кто-нибудь помер? — спросил он. — Мне ничего не говорят.

— Никто, — ответила она. — Все успели смыться.

— Я сейчас не больно красивый, — продолжал он. — С меня содрали шкуру, словно с поросенка.

— Так ведь красавцем ты никогда не был, — успокоила его Ружена.

— Что с Пепичком? — сказал он.

— Порядок. Немножко разбил нос. Теперь гундосит навроде тебя.

— А с домом?

— Плохо. Там жить нельзя. Мы у родителей.

Взрыв выбил окна из всех домов в радиусе пятидесяти метров. Приподнял новую крышу на доме Пальца на четверть метра и опустил почти что мимо. Сместившись, вязка сорвала трубу. Взрывная волна смела облицовочную плитку в кухне и в ванной, вышибла окна и двери. Дом стал походить на избитого моравского молодца в шляпчонке набекрень.

— Не боись! Все образуется, — продолжала Ружена, — выйдешь, опять приведешь в порядок.