Необязательные отношения - [45]

Шрифт
Интервал

— Здорово. Мы теперь все время вместе с ней. Вчера ходили в парк развлечений, она, я и папа.

Лаврова положила трубку, не дослушав. Лавровой не стало в прямом смысле слова. Ее место заняла другая женщина. Она вытолкала Лаврову оттуда, даже не узнав, кто она такая. Не пожалев. Не подумав. Просто так.

Лаврова не умела рисовать, не владела ни одним музыкальным инструментом, даже гитарой, не умела прыгать с парашютом, не занималась альпинизмом, не сплавлялась на байдарках, не владела приемами рукопашного боя, не была автогонщиком или горнолыжником. Она не покоряла горные вершины, не погружалась в морские пучины, не бродила по таежным дебрям, не открывала новые земли, не летала в космос. Она была ничем, пустым местом. Она не смогла выполнить даже самого главного, такого естественного для всех женщин предназначения — родить собственного ребенка. Нулем. Вот кем оказалась Лаврова.

«Пусть его жизнь будет связана с блистательными, талантливыми людьми, которые смогут многому его научить. Он с ними вырастет и добьется успеха», — убеждала себя Лаврова, которой до смерти было жаль, что Никита не станет художником.

«Я опять все провалила», — отчаянно думала она.

* * *

На кафедре была комната, где хранились микроскопы и учебные препараты. Они лежали на стеллажах в специальных промаркированных ящиках. Их расставляли лаборанты перед началом занятий со слушателями курсов повышения квалификации. Учебные микропрепараты были тончайшими срезами тканей человека, расцвеченных красками. Ящики имели названия: «паренхиматозные дистрофии», «мезенхимальные дистрофии», «гломерулопатии», «тубулопатии», «пиелонефрит», «пороки сердца», «ишемическая болезнь сердца», «ревматизм» и так далее и так далее.

Лаврова прошла в следующую комнату, которая сообщалась с первой. Эту комнату Князев называл «анатомический театр». На ее стеллажах хранились макропрепараты, части органов, извлеченных из мертвого человеческого тела и достойных внимания врачей, которые проходят повышение квалификации. Макропрепараты находились в закупоренных сосудах, заполненных консервантами, чаще формалином. Лавровой нужно было отыскать макропрепарат с внематочной беременностью, закончившейся разрывом фаллопиевой трубы и внутренним кровотечением, от которого женщина и умерла.

Взгляд Лавровой остановился на полке, где хранились банки с уродцами, внушающими ужас, отвращение, суеверный страх благополучным людям и потому популярными с незапамятных времен. О них писали в одиннадцатом веке арабские лекари, в шестнадцатом веке — врач, ученый и чернокнижник Амбруаз Паре. В семнадцатом веке для своей кунсткамеры их собирал по всей Европе Петр Первый, следуя моде того времени, когда у каждого монарха был свой музей артефактов. Они вдохновили Гете на описание магических ритуалов создания ущербного Гомункула, заранее обреченного на гибель своей нежизнеспособностью.

В далекие времена господства инквизиции отважные грешники тщетно выращивали гомункулов в подпольных алхимических лабораториях с черными стенами, украшенными звездами. Для успеха задуманного они не только использовали знания Великого Делания, но и призывали на подмогу архаичные камни, изображающие фаллос или вульву, мумифицированные останки людей, черепа, чучела филинов и ведьмовские яды, хранящиеся в сосудах-альбарелло из Савоны или Фаэнцы. За гордыню и ересь врач и скиталец Иоганн Фауст, живший в эпоху Реформации, был выпотрошен чертом. А зачем? Он был обречен на провал. Природа прекрасно обходилась сама. Науке трудно разобраться в сложных взаимоотношениях двух биологических объектов — матери и зародыша. Кто-то считает, что ребенку в утробе матери уютно и спокойно, на самом же деле он постоянно борется за выживание с момента зачатия до рождения. Фрейд безнадежно устарел.

Лаврова смотрела на не родившихся детей со сросшимися телами, с избыточным количеством сосков, анэнцефалией, врожденной ампутацией конечностей, выворотом губ и век, волчьей пастью. Она смотрела на распластанный спинной мозг, открыто лежащий на передней стенке позвоночного канала, на ихтиозную кожу, похожую на панцирь черепахи. Смотрела на множественные примеры наследственных уродств, которые могут вызывать такие разрушительные последствия, что лишают всякой надежды на рождение. Она смотрела на детей Каина, отца всех людей, передавшего человечеству «каинову печать» — набор своих генов, среди которых затерялся слабый, едва заметный отпечаток души Авеля. Глаза Лавровой наткнулись на новорожденного ребенка с водяным раком лица. Гангренозный распад затронул не только слизистую, но и все ткани щеки. На месте щеки у ребенка была огромная дыра с рваными краями, на ее дне виднелись маленькие молочные зубы.

— Хорошо, что у меня нет детей. Я бы такого не вынесла.

— Ты? Ты что здесь делаешь?

Лаврова вздрогнула и оглянулась. У двери «анатомического театра» стояла их клинический ординатор Нагима.

— Ты что? Плачешь? — спросила она.

— Я? Нет, — Лаврова отвернулась к окну и вытерла влажные руки о накрахмаленный халат. — Ты иди. Я скоро.

* * *

У Минотавра Лаврову встретил Никита. У него был несчастный вид заброшенного ребенка.


Еще от автора Ирина Кисельгоф
Соль любви

Любовь имеет разные вкусы – в ее сладости всегда есть горчинка, а в горечи чувствуется тайная сладость. Любовь пахнет морем и проступает на глазах тяжелой солью слез. Катя не знала любви. Брошенная и забытая собственными родителями, она умеет чувствовать только боль. Но пришло время покинуть темный угол одиночества и почувствовать вкус любви. Пусть он будет острым от разлук и соленым от слез, но это лучше, чем равнодушие и забвение.


Умышленное обаяние

Саша и Марат встретились в кафе. Что может быть банальнее? Она казалась яркой бабочкой, безрассудно летящей в огонь, привлеченной светом. Он казался одиноким охотником, щурящим серые миндалевидные глаза в поисках добычи. Все ходы предопределены, финал предсказуем. Но в жизни все сложнее, чем на сцене, и иногда роли меняются, тем более если за плечами каждого из игроков – своя тайна.


Холодные и теплые предметы

Анна Зарубина привыкла к холоду и закалила в нем свое сердце, блестящее теперь алмазными ледяными гранями. Анна успешна, цинична и язвительна, но иногда ее тугими кольцами сжимает тоска, вызванная потребностью тепла. Чужой мужчина, оказавшийся вдруг неоправданно близким и родным, заменил ей солнце. Только может ли она наслаждаться теплом и счастьем, зная, что его обратная сторона – предательство и боль?! Ведь возлюбленный – муж ее умирающей от тяжелой болезни одноклассницы.


Журавлик по небу летит

Лиза живет в доме, окна которого выходят на торцевую стену соседнего здания, заслоняющего небо. Это тяжело для нее, потому что она – из породы вольных птиц. Она спешит судить обо всем со всей пылкостью юношеского максимализма и страдает, входя в неизведанный доселе мир взрослых, где становятся сложными самые простые вещи, а ее дружба с мальчиком, живущим по соседству, трещит по швам. Оттого ли, что готовится уступить место другому чувству, или из-за странных отношений родителей, понять которые Лиза не в силах?..


Пасодобль — танец парный

Выдох. Перестук каблуков. Быстрый взгляд, брошенный так, что и не поймать, — это обычный ритм Таниной жизни. Все или ничего, любить или ненавидеть — яростно стучит в ее крови, закипающей, когда рядом он — ее муж, ее возлюбленный, ее враг.Они кружат друг вокруг друга в сумасшедшем ритме смертельного танца и, глядя в глаза партнеру, видят там только свое отражение. Они истязают себя любовью и ненавистью, ведь вся их жизнь — это страстный танец, это коррида. Только вот кто из них матадор, а кто бык?..


Рекомендуем почитать
Медсестра

Николай Степанченко.


Вписка как она есть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Голубь и Мальчик

«Да или нет?» — всего три слова стояло в записке, привязанной к ноге упавшего на балкон почтового голубя, но цепочка событий, потянувшаяся за этим эпизодом, развернулась в обжигающую историю любви, пронесенной через два поколения. «Голубь и Мальчик» — новая встреча русских читателей с творчеством замечательного израильского писателя Меира Шалева, уже знакомого им по романам «В доме своем в пустыне…», «Русский роман», «Эсав».


Бузиненыш

Маленький комментарий. Около года назад одна из учениц Лейкина — Маша Ордынская, писавшая доселе исключительно в рифму, побывала в Москве на фестивале малой прозы (в качестве зрителя). Очевидец (С.Криницын) рассказывает, что из зала она вышла с несколько странным выражением лица и с фразой: «Я что ли так не могу?..» А через пару дней принесла в подоле рассказик. Этот самый.


Сучья кровь

Повесть лауреата Независимой литературной премии «Дебют» С. Красильникова в номинации «Крупная проза» за 2008 г.


Персидские новеллы и другие рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.