Необитаемый город - [18]

— По крайней мере не специально. — Он идет к двери. — Доктор Литтл сказал, что ваше лечение проходит успешно. Когда мысли у вас прояснятся, мы вернемся и зададим еще кое-какие вопросы.

Девон открывает дверь.

— Вы хотите сказать, если эти наводки подтвердятся?

— Нет. Мы вернемся в любом случае. — Он смотрит на меня. — Ведь психиатрическая больница — это самое подходящее место, где у вас можно спросить о вашей матери.

Девон провожает агентов до дверей. Он набирает код, но цифр я не вижу.

— Ну, приятель, — говорит Девон, возвращаясь ко мне, — пора помыться.

Я позволяю ему развернуть меня и отвести в душ.

Если появились фэбээровцы, то репортерша была права и я в самом деле подозреваемый. А если безликие находятся здесь, свободно передвигаются, то, значит, больница работает заодно с ними. Или на них. Это объясняет и гул, исходящий из Девона. Возможно, и Линда часть этого. Или доктор Литтл?

А пациенты?

Нужно быть осторожнее. В душевой я на всякий случай не включаю горячую воду.

Глава 7

Чувствую прикосновение к руке, отдергиваю ее, кричу что-то бессловесное. Свет ослепляет, заставляет закрыть лицо ладонями.

— Тихо, тихо, — раздается женский голос. — Это всего лишь я.

Чувствую пальцы на руке и, когда глаза привыкают к свету, вижу хорошенькую женщину с авторучкой-фонариком. Поначалу мне кажется, что это Люси, но она наводит лучик себе на лицо, и становится понятно, что это не так.

— Извините, что испугала.

— Кто вы?

— Меня зовут Шона, я ночная медсестра. Как вы себя чувствуете?

— Я… Нормально. Немного испугался. Просто не ожидал. Все в порядке.

— Простите. Не хотела вас будить, но, кажется, все-таки разбудила. — Она берет мое запястье и смотрит на свои часы — проверяет пульс.

Я жду, смотрю, как она считает. Закончив, продолжает крепко держать руку.

— Ну как вы?

— Можете включить свет, если хотите, — говорю я. — Лучше, когда…

Смотрю на фонарик в ее руке, спрашивая себя, могут ли безликие подключаться к нему, как они подключаются к другим устройствам? Фонарик создает электрическое поле, пусть и маленькое, но отправлять или получать сигнал ему не по силам. Но если безликие просочились в больницу, вдруг этот может? Хочу попросить Шону убрать фонарик из палаты, но еще я желаю выглядеть нормальным. Если они будут меня подозревать, то бежать не удастся.

— Со мной все в порядке, — уверяю я. — В полном.

— Отлично. — У нее холодные успокаивающие пальцы. — Вам ничего не надо?

Молчу. Репортерша посещала меня довольно давно — обещала вернуться через день-другой, но уже больше недели прошло. Что с ней случилось? Неужели так трудно найти свидетельства в мою пользу?

— Вы не знаете… есть какой-то список посетителей? Ну, вроде журнала посещений?

— Конечно, — кивает она. — Хотите, чтобы я что-то проверила?

— Просто… — Понятия не имею, что «просто». — Я ждал одного друга, а она не пришла, и я подумал, может быть… Ну не знаю.

— Думаете, она приходила, когда вы спали?

Смотрю на стекло в двери — в нем отражается свет лампы в коридоре.

— Я забеспокоился — решил, что она могла прийти, заглянула, а потом передумала. Ну, вы же знаете, как будто я… — Чувствую слезы и вытираю их тыльной стороной кисти. — Как будто я монстр. Мне ничего не разрешается делать, нельзя никого видеть и никуда ходить… Я словно в зоопарке.

— Майкл, успокойтесь, — говорит она, сжимая мое запястье. Чувствую себя глупым и слабым. — Знаю, здесь нелегко, — продолжает медсестра, — но у вас есть мы, ваши друзья. — Она улыбается, и я пытаюсь не зажмуриваться от лучика света из авторучки. — Вы любите персики?

— Персики?

Шона смеется. В темноте ее смех кажется теплым и веселым.

— Я люблю персики — у моих родителей был фруктовый сад, и мама каждый год консервировала их. У меня от них всегда поднимается настроение. Знаю, это не ахти что, но, если хотите персиков на завтрак, я могу сделать запись в вашей карте и проследить, чтобы кухня прислала их утром. Будете себя чувствовать… чуть больше человеком. Вы меня понимаете?

Сильно смущаюсь и киваю:

— Это было бы здорово. Я люблю персики.

— Отлично. — Не вижу ее в темноте, но думаю, она улыбается.

Улыбаюсь в ответ.

Утром с овсянкой подают персики. Вкус только у них какой-то не такой — сладкий, но искусственный. Не могу точно определить. Еще дают дополнительную пилюлю — они удвоили дозировку. Чувствую себя подавленным, как если бы сам все погубил. Общая комната гудит от голосов, но у меня такое ощущение, что большинство пациентов разговаривают сами с собой. Кто из них мой тайный союзник? Молча оглядываю столики, стараясь не вызвать подозрений, но понять что-нибудь невозможно.

— Майкл!

От неожиданности вздрагиваю. Рядом на стуле доктор Ванек.

— Вы настолько погрузились в себя — с трудом удалось привлечь ваше внимание.

— Извините. Просто задумался.

— Я поэтому и сказал, что вы погрузились в себя.

За нашим столиком сидит еще один пациент — маленький большеглазый кудрявый человечек, но Ванек прогоняет его.

— Ненавижу эти больницы.

— Неужели? — спрашиваю я. — Как же вы стали психиатром?

— Можете назвать это способом выживания.

— Вы всех здесь ненавидите.

— Так же, как и тех, кто за стенами больницы. Поэтому психиатрия не хуже, чем что-либо иное.