Неназываемый - [2]

Сладковатый, едва уловимый дым от лотоса поднимался меж колонн. Хранительница Черного Лотоса, обойдя по кругу, приблизилась к Ксорве с фарфоровой чашей, где в смоле мерцали семена и бутоны лотоса. Над чашей вился тонкий черный дым.

Последователи Неназываемого склонили головы, их тихие голоса слились в один:

– Неназываемый и Неизреченный, Рыцарь Бездны, Надзиратель Поглощенных Миров, хвала и почтение твоей Избранной невесте. Да будет она нашей заступницей.

Ксорве подняла чашу и вдохнула. Кедр, перец, благовония, а в основе всего – дурманящий аромат лотоса. Перед глазами потемнело, руки и ноги охватила приятная боль, которую затем сменило онемение. Пятна света в зале казались необычайно далекими, они мерцали, будто из-под воды. С каждым вдохом свет становился все более тусклым.

Наяву Ксорве давно обошла все склепы и подземелья под Домом Молчания. Она знала их на вид и на ощупь, по опыту и по памяти. Под влиянием лотоса она будто чувствовала их очертания во рту. Вся гора была расчерчена впадинами, а в самом ее сердце находилась огромная пещера.

Провалившись во тьму, она почувствовала на себе взгляд из пустоты.

Присутствие Неназываемого осознавалось не сразу – сначала это напоминало первые робкие волны прилива, которые проскальзывают в норы песчаных обитателей. А затем его сменяло тяжелое невидимое давление, целенаправленное любопытство, которое оценивало ее с беспристрастным интересом.

Появился голос, затем лицо. Где-то там, в зале Дома Молчания, странник опустился перед ней на колени, без слов приветствуя ее. По его лицу пробегала сверкающая рябь, будто отражаясь от поверхности воды. Хотя ему было не меньше сорока, у него не было ни одного клыка.

Ксорве никогда раньше не встречала чужеземцев и досадовала, что не может лучше разглядеть его.

– Избранная невеста, я смиренно прошу Неназываемого о милости, – произнес странник. Он говорил на ошаарском с необычным акцентом.

– Чего ты ищешь? – раздался голос Ксорве, но она не чувствовала, чтобы ее губы шевелились: ей овладел Неназываемый.

– Знания, – ответил странник.

– Знания о прошедшем или же знания о грядущем? – спросил Неназываемый. Он изучил мысли Кcорве, проверяя, не сопротивляется ли она. Но она прошла обучение. Она была чистым сосудом для божественного гласа.

– Знания о настоящем, – ответил странник.

Это было необычно. Даже неуважительно. Ксорве приготовилась к гневу Неназываемого. Он, очевидно, заметил ее состояние, и она ощутила прилив безмятежности – так успокаивает прохлада, что исходит от открытой гробницы.

– Говори же, – велел Неназываемый голосом Ксорве.

– Неназываемый и Неизреченный, где находится Реликварий Пентравесса?

Ксорве снова почувствовала, как проваливается в ничто. Вспыхнули яркие предметы и пропали из ее поля зрения. А затем она вновь ощутила, как Неназываемый направляет ее внимание.

Она увидела палисандровую шкатулку – восьмигранную, инкрустированную золотом, размером со сжатый кулак. Казалось, до нее вот-вот можно было дотронуться, но это было не первое пророчество Ксорве, и даже сквозь туман лотоса она осознавала, что это лишь видение.

Густая тьма, словно шелковый мешочек, окутала шкатулку, и та исчезла. Видение прекратилось, будто бы его намеренно похитили. Ксорве попыталась мысленно дотянуться до шкатулки сквозь тьму, но ничего не получалось.

– Он сокрыт от моего взора, – сказал Неназываемый. Раздражение и отрицание едва ли присущи богам, но Неназываемый был совершенно точно недоволен.

– Но он все еще существует? – спросил странник. Хотя он старался контролировать свой голос, от Ксорве не ускользнула нотка удовлетворения.

– Он цел, – ответил Неназываемый.

И это был его последний ответ. Неназываемый покинул ее разум – словно бы волна откатилась от берега: отблеск на песке, а затем – пустота.

Она снова была собой – на возвышении в Доме Молчания, – а во рту чувствовался горький привкус лотоса. Голова закружилась, чаша выпала из ее рук, и она потеряла сознание.

Ксорве проспала полуденную молитву и, очнувшись в своей келье, спустилась на подкашивающихся ногах в трапезную к ужину. Черный лотос был довольно безжалостен. Голова казалась тяжелой и хрупкой, будто сваренное вкрутую яйцо, а в горле саднило, как после крика.

Вокруг одного из столов собрались послушницы – все ровесницы Ксорве. Кто-то оглянулся, когда она вошла, но большинство не обратили внимания.

До тринадцатого дня рождения Ксорве жила и училась вместе с послушницами, но дружбы она ни с кем не завела. Избранная невеста Неназываемого была отделена ото всех не только по протоколу, но и из прагматических соображений. Дружба с Избранной невестой не имела смысла. Большинство послушниц родились в фермерских семьях, и им было прекрасно известно: ни к чему привязываться к поросенку, который предназначен на убой.

Ксорве взяла миску с супом из капусты и села за другой стол. Беседа шла о страннике. По всей видимости, он был магом из столь отдаленного города, что никто не мог выговорить его название. Они говорили все тише, и вот слово взяла Ушмай – она прошептала, что странствующий волшебник недурен собой.

Ксорве сидела и ела суп, размышляя. Осталось тридцать дней. Это значит, что впереди у нее еще двадцать девять ужинов. Она попыталась сосредоточиться на супе – медленнее жевать, распробовать его как следует, – но после лотоса любая еда имела привкус ржавчины.