– Ньеллос.
– Неллус.
– Да нет же: Ньеллос.
– …Нилус.
– На конце четкое «о». Как «орки». Ньеллос.
– Нилос.
– Уже лучше. Только не «ни», а краткая «н». Ньелос.
– Н-н… н-н-н… н-йелл-ос.
– Не плюйся слогами. «Л» переходит в «о». Ньеллос.
– …
– Давай еще.
– Ньелос.
– Почти правильно. «Л» нужно… подсечь. Там звук внутри звука. Ньеллос.
– Ньеллос.
– «Л» растяни.
– Ньеллос.
– Не забывай подсекать.
– Ньеллос.
– Тяни, а потом секи.
– Ньеллос.
– Забыла растянуть.
– Ньеллос.
– Забыла подсечь.
– ДА ПОШЛО ОНО НА КРИВОЙ СРАНЫЙ СВИНОЙ ХРЕН!
Блажка яростно швырнула осколок булыжника. Тот врезался в своих собратьев, лежавших в тачке, чем нарушил их равновесие. Груз опрокинулся. Мед попытался предотвратить падение, удержав тачку за рукоятки, и инстинктивно потянулся обеими руками. За левую рукоять он схватился, но правая только ударила его по культе, когда тачка накренилась. Блажка заметила, как ее наставник поморщился от боли и неловкости, пока спасался от небольшого обрушения, вызванного ее гневом.
Звуки работы разом смолкли – все взгляды обратились к источнику шума. Блажка рявкнула на ближайших к ним зевак.
– Бекир, Госсе! Сюда, помогите!
Названные сопляки бросились на ее зов, быстро и послушно, как молодые псы.
– Остальные – за работу! И осторожнее, мать вашу!
Рабочие на вершине огромной кучи породы переключили внимание на камни у себя под ногами и опасливо зашуршали лопатами.
Блажка выровняла тачку. Когда Госсе и Бекир затащили на нее выпавший булыжник, Блажка подошла к Меду и протяжно вздохнула.
– Мне жаль.
– Все нормально, вождь, – ответил он, не глядя ей в глаза. Он старался не показывать культю, баюкая ее здоровой рукой. Он солгал. И она это знала. Как знала и то, что, если бы она на него надавила, ему стало бы еще хуже. Он как-то сказал ей, что единственное, что может быть больнее самой потери руки, – это вспоминать о том, что ее больше нет.
Они стояли молча, изнывая от жары. Утро было туманным, зной еще не начался. Потели они не от того, что светило в небе над головой, а от того, что курилось в камнях под ногами. Руины павшего Горнила до сих пор тлели. С разрушения великой крепости прошло больше года, но опрокинутые камни все еще извергали в небо черный дым.
Ублюдки пытались собрать годные камни бывшего дома и в первые недели после его разрушения, но обгоревшие обломки были такими горячими, что ими можно было обжечься. И лишь когда минуло несколько месяцев, верхний слой остыл. Тем не менее собирать камни оставалось опасным занятием. Поселенцы и сопляки, определенные в рабочую бригаду на этот день, ковыляли по изломанной поверхности кургана, перебирали камни и медленно грузили тачки, которые ждали их у подножия груды обломков. Эти тачки затем увозили и выгружали на большие веревочные сети, которые тащила в Отрадную упряжка свинов.
Пока Блажка наблюдала за работами, у нее взмокли плечи и спина, под рубашкой зудело, а сзади давили на нервы заплетенные косы. Она, выругавшись, собрала волосы в тугой узел и закрепила его повыше. В сотый раз с тех пор, как стала вождем, она подумала, не взять ли в руки ножницы. Но не делала этого, сама толком не зная почему – и зачем вообще их отрастила. Наверное, отмечала ими время своего руководства копытом. И возможно, ей просто нравилось быть собой и не хотелось возвращаться к иному.
Как бы то ни было, при такой жаре это тщеславие ее только бесило.
– Продолжим? – спросила она Меда.
– Думаю, мы достигли предела твоего терпения на сегодня, вождь.
На самом деле это означало, что Мед сам достиг предела терпения, но Блажка предпочла не произносить этого вслух. Заставлять его преподавать ей и так было тем еще издевательством. В наступившем молчании Мед наконец поднял глаза и одарил ее примирительной улыбкой.
– Эльфийский сложный, но у тебя все получится.
Блажка кивнула, стараясь не отводить глаза слишком быстро, но выдерживать взгляд Меда подолгу она не могла.
Черт.
Он еще слишком влюблен, чтобы быть хорошим наставником. Молчание казалось еще хуже жары – оно будто указывало пальцем на возрастающую неловкость.
Благо, Мед первым провел рукой по пышной полоске волос, тянувшейся у него поперек бритой по бокам головы, и отвернулся. Это эльфийское фиглярство некогда служило поводом для нескончаемых колкостей и насмешек со стороны других Ублюдков, но он выдерживал все издевки и носил прическу Рогов с той же легкостью, с какой говорил на их языке. Блажка понимала, как ей повезло, что у нее в копыте есть такой посвященный. Для нового вождя он остался столь же бесценен, каким был для старого.
И конечно, Ваятелю, чумному говнюку, не приходилось опасаться страстного поцелуя от подчиненного.
– Ладно, – проговорила Блажка со вздохом. – Тогда я вернусь к работе.
