Ненавистная фрау - [14]

— Я тоже впервые увидел машину в субботу, — сказал Керстнер с оттенком горечи. — Вероятно, ей дал деньги один из ее… любовников. Она всегда меня обманывала. Только я слишком долго не хотел знать правду.

— Расскажите поподробнее о вашей жене и вашем браке, — попросил Боденштайн, но опять прошла почти минута, прежде чем Керстнер ответил.

— Что здесь рассказывать? — пожал он плечами. — Изабель меня никогда не любила. Сегодня я вынужден себе признаться, хотя унизительно осознавать это, что я был не чем иным, как средством для достижения цели. Я знал ее еще маленьким ребенком. Изабель была сестрой моего друга Валентина. Когда я вновь ее увидел, вернувшись из Америки, она была уже в положении и пыталась срочно решить свои проблемы. Я оказался как нельзя кстати.

Керстнер раздавил сигарету в пепельнице и тут же закурил следующую.

— Она вышла за меня замуж из чистого расчета. Не то чтобы она меня ненавидела, я был ей просто абсолютно безразличен. И это причиняло мне боль.

На улице возникла суматоха: пронзительное ржание лошади, резкий стук копыт, громкие голоса, хлопанье ворот. Но Керстнер даже не моргнул. Он ни разу не поднял голову и, казалось, внутренне находился где-то далеко отсюда. Большим и указательным пальцами левой руки он потер глаза.

— Пару недель назад между нами разгорелась ссора, и Изабель заявила, что я вообще не отец нашей дочери. — Голос Керстнера дрожал. Прошло несколько секунд, прежде чем он взял себя в руки. — Это был конец. С тех пор я ее больше не видел. До последней субботы.

Боденштайн почувствовал сострадание к сидящему напротив человеку и спросил себя, как можно справиться с таким унижением. В силу своей профессии он поневоле постоянно заглядывал в глубины человеческой души. Втайне Оливер нередко с пониманием относился к преступнику, которого безнадежность ситуации толкала на отчаянный поступок. Если Керстнер убил свою жену, что представлялось Боденштайну все более реальным, то это, вероятнее всего, было сделано в состоянии аффекта. Тяжесть многолетнего страдания стала настолько невыносимой, что это должно было привести к трагедии.

— Что жена хотела от вас в субботу? — спросил он.

Керстнер на секунду закрыл глаза, потом открыл их и пожал плечами. На какое-то мгновение наступила полная тишина, которую внезапно прервало жужжание мобильного телефона. Боденштайн недовольно взял трубку.

— Я не могу сейчас говорить, — проговорил он в телефон.

— Но это важно! — кричала Пия Кирххоф. — Нам теперь известно, отчего умерла женщина. Кронлаге обнаружил на сгибе правой руки ранку от инъекции. При экспресс-анализе крови и мочи выяснилось, что она умерла от смертельной дозы барбитурата. Точнее сказать, речь идет о пентобарбитале натрия.

Боденштайн бросил на Керстнера быстрый взгляд, но тот сидел с отрешенным видом.

— Это точно?

— Да, — подтвердила Пия. — Триаж-экспресс-тест достаточно надежен. Керстнер имеет доступ к пентобарбиталу. Это составная часть лекарственных средств, которые используются в ветеринарии для усыпления животных.

— Что насчет времени смерти? — осведомился Боденштайн.

— Доктор определил совершенно точно. Он считает, что смерть наступила в субботу вечером, между половиной восьмого и половиной девятого. Ах да, кое-что еще: незадолго до этого Изабель Керстнер сделала аборт.

— Все ясно, — лаконично ответил Боденштайн. — Увидимся позже.

Он взглянул на Керстнера. Доктор, погрузившись в раздумья, пристально смотрел перед собой на столешницу. Действительно ли все так просто? Этот человек убил свою жену, которая в течение нескольких лет лгала и изменяла ему, смертельным медикаментом, когда вновь увидел ее субботним вечером? Были факты, подтверждающие данную версию, но существовали и иные обстоятельства, свидетельствовавшие о его невиновности.

Почему Керстнер рассказывал эту компрометирующую историю? В известной степени он сам преподнес Боденштайну мотив убийства на серебряном блюдечке! Кажущиеся простыми решения вселяли в Оливера недоверие.

— Доктор Керстнер, — сказал он, — по последней информации, ваша супруга скончалась не в результате падения с башни.

— Простите? — Мужчина вскинул голову. Замешательство и непонимание в его взгляде были неподдельными, насколько мог судить Боденштайн.

— Вас удивит, если я скажу, что ваша жена умерла от смертельной инъекции в вену?

— От смертельной инъекции… — повторил Керстнер. Он покачал головой, но затем, похоже, осознал услышанное. — И теперь вы думаете, что я имею к этому какое-то отношение?

— Я вообще ничего не думаю, — деловито возразил Боденштайн, — но настало время сообщить мне, зачем ваша жена приезжала к вам и что вы делали в субботу вечером между девятнадцатью и двадцатью тремя часами. Где вы были в период времени, когда ваша жена, согласно протоколу вскрытия, умерла?

Керстнер медлил с ответом.

— Я говорил с ней совсем недолго. Потом мне позвонили. Было десять минут седьмого. Я это знаю точно, потому что посмотрел на часы в моем автомобиле. Я сразу уехал, это вам могут подтвердить мои коллеги.

— Вы уехали до того, как отбыла ваша жена?

— Да.

— О’кей, — кивнул Боденштайн. — Тогда скажите, пожалуйста, кто вам звонил и куда вы поехали? Сколько были в пути, где находились в течение вечера и кто может это подтвердить?