Ненависть Розамунды - [5]

А самое главное - телеграмма, в большой рамке, с фотографиями мужа, повешенными вокруг неё, над рабочим столом. Естественно, что я прочитала текст.

«Mein Schatz. Glaube mir. Tut mir leid. I.l.b.d. Bis bald» - перевод: «Моё сокровище. Верь мне. Мне жаль. Я люблю тебя. (Тут Розамунда утверждает, что Стефан так писал сокращенно «ich liebe dich», но одна буква лишняя) До скорой встречи».

Да, странная телеграмма. Но это не всё. Дело в том, что точки не ставились в основном тексте, а тут они присутствуют.

Нетрудно было догадаться, что Розамунда решила изменить очередность заданных мною вопросов, в надежде, что про отца она расскажет в следующий раз.

Стефан.

Родился в аристократической семье, отец Профессор, мать умерла, когда ему было четыре года. Характер жесткий, целеустремленный. Посвятил всю свою жизнь во благо процветания Германии. Любил холодное оружие, занимался фехтованием. Также уделял много времени частным занятиям по единоборству. Разговаривал в совершенстве на трёх языках: английский, японский, русский, не считая родного языка. Когда родился сын, подарил Розамунде машину, а вот когда родилась дочь, подарил скрипку и шпагу. На что Разамунда очень обиделась. Объяснять свой поступок не стал. Уехал в командировку. Вернувшись, заперся в детской и долго не выходил. Потом Разамунда обнаружила, что над кроваткой малышки висит меч самурая. На заданный вопрос: "Зачем?" Ответ: «Скоро война, пусть привыкает». Розамунда любила мужа, поэтому и не спорила с ним. Всем его поступкам она находила оправдания.

В 1944 году Стефан уехал в Кёнигсберг. Он так и не вернулся. Пропал без вести. Что же случилось с мужем, и почему Гестапо вызвало на допрос Розамунду?

- Времена были тяжелые, в воздухе парила нездоровая атмосфера. Стефан и отец пребывали в плохом настроении. Что-то у них не ладилось.

Сначала Стефан попросил меня уйти с работы, по состоянию здоровья. Намекая, что я плохо выгляжу, и мне нужно привести себя в порядок. Я хотела возразить, но одного его взгляда хватило понять, что это не обсуждается. Потом он попросил моего отца съездить в Швейцарию. Якобы это личная просьба Гитлера, чтоб уладить какие-то вопросы. И лучше если он там останется. Разрешение есть, поэтому ему не стоит беспокоиться.

Забегая вперед, скажу, папа выехал по поддельным документам, как потом выяснилось. Письма я получала через курьера. Последнее письмо от отца мне передали в 1945 году, где говорилось, что он плохо себя чувствует, и просил прощения, что не может приехать и поддержать меня в трудные минуты. Последние строки из письма были подсказкой для меня: «Я рад, что мы много путешествовали, путешествия успокаивают. Надеюсь, ты будешь помнить о совместных поездках. Воспоминания предают мне силы. Твой папа».

Об этом после, а сейчас вернёмся в 1944 год.

Глава 9 Стефан. Гестапо

Предчувствие – это когда человека покрывает беспокойство дрожи, что-то теребит его, вдохновляет или сжимает сердце в тисках.

Нет, я сейчас не объясняю тебе, что такое предчувствие. А говорю о своих чувствах возникших, когда Стефан собирался в поездку. Сердце было сжато в тиски, дрожь овладевала мною. Я чувствовала, что мой мир рушится, но не знала почему. Моё сердце кричало - не пускай, а разум говорил обратное. Мой мозг боролся с диссонансом, стараясь обрести гармонию. Стефан видел моё состояние и злился. Он не любил слёзы, и женщин доводящих себя до истеричек. Считал, что жена должна поддерживать мужа и ни причитать. Особенно, когда муж собирается в поездку. Поэтому на сей раз, он был краток как ни когда: «Всё хорошо, береги детей». Я злилась на саму себя за эмоциональный срыв. Мне хотелось его догнать, попросить прощения, что я и сделала, побежала за ним, но он резко обернулся, поднял руку и произнёс: «Хайль Гитлер». После «приветствия» быстро развернулся, сел в машину и уехал. Я стояла и не понимала, что сейчас произошло. Таким образом, он решил меня поставить на место? Или намёк, что у него не было выбора, а я не облегчала, а усложняла ситуацию. Как не крути, но он добился, что я быстро пришла в чувства. Работа на дому и дети, поглощали всё моё время. Настала рутина. Первое письмо от мужа я получила примерно через две недели. Всё как всегда и в конце приписка: «Много работы, задерживаюсь, береги детей, I.l.d – я тебя люблю». Потом пришла телеграмма.

Через семь дней после получения телеграммы, я сидела в Гестапо и отвечала на вопросы. Мне казалось, что меня с кем-то перепутали. Произошла ошибка, и скоро всё станет на свои места. Постепенно до меня стало доходить, что это не ошибка. Пару наводящих вопросов, поставило всё на свои места. Допрос вёлся в уважительной форме, но что-то мне говорило, что это только прелюдия. Скоро наступит кульминация.

У Гестапо не было полномочий задавать вопросы, касающиеся мужа и моей работы. У меня складывалось впечатление, что следователи, а их было двое, тянут время. Вопросы, вопросы: «Когда и с кем познакомились за последнее время. Не замечали ли Вы в вашем кругу враждебного отношения к Рейхканцлеру и Рейхсфёреру. Довольны ли Вы властью». Еще немного и я бы подумала, что следователи тупые бараны, не знают, что спрашивать и как. Я сама раньше присутствовала на допросах, поэтому меня удивляло, что интеллект у следователей отсутствовал. Но кто-то стоит за ними, значит, этот театр имеет какой-то смысл. Мне нужно было понять, что конкретно они хотят от меня услышать. Из обороны я перешла в наступление. Если не знаешь, в чём тебя обвиняют, отвечай так, чтоб допрашивающий сам отвечал. Игра в кошки мышки длилась не долго. Поняв, что следствие пришло в тупик из-за ограничений связанных с подпиской о неразглашении в ССА и С3, меня перевели в спецотдел СС. Мне чётко объяснили, по какому поводу меня задержали. Стефан обвинялся в предательстве. Разглашение секретных данных ССА. Мне казалось, что мир сошёл сума. Такого не могло быть. Отвечая на вопросы, я вспоминала, как муж сказал однажды: «Эмоции враг людей моей профессии, научись работать в режиме отключения, тебе это пригодится». Почему именно эта фраза всплыла во время допроса? Ответ на поверхности. Если я начну нервничать, то дам повод усомнится и во мне. Так как пока, обвинения касались только Стефана. Предвидел ли он, что меня будут допрашивать свои же, я не знаю. Думаю, он просто хотел иметь на своей стороне целеустремленную со стальным характером фрау, а не эмоциональный мешок.