Ненависть - [3]
Шибко забилось сердце у Гурія… Праздники… Рождество… Елка… подарки всей семьи… Удивительная сила семейной любви и счастья быть маминымъ, иметь сестру и братьевъ, не быть одному на свѣтѣ, сильной волною захлестывала Гурочкино сердце, и звонко звучалъ его голосъ въ хорѣ:
— Въ немъ-бо звѣздамъ служащіи…
II
Гурочка издали увидалъ свою сестру Женю. Она спускалась съ подругами съ крыльца на большой, бѣлымъ снѣгомъ покрытый гимназическiй дворъ. И точно первый разъ замѣтилъ Гурій, что его сестра совсѣмъ стала барышней.
Въ бѣлой шапочке изъ гагачьяго пуха — охоты дяди Димы — въ бѣлой вуалеткѣ, въ скромной кофточкѣ, она улыбнулась брату одними своими большими лучистыми голубыми глазами.
— Поспѣлъ? — сказала она. — Я знала, что ты придешь меня искать.
— Мама сказала?..
— И безъ мамы догадалась… Услыхала, какъ ты рано подралъ сегодня въ гимназію… Что?.. Елки смотрѣлъ?.. Привезли?..
— Ну. Да.
— Хорошо… Пойдемъ… Я одна боюсь на Невскій… Съ тобой не страшно. Ты совсѣмъ кавалеръ… Ишь, какъ вытянулся…
Женя была немного выше Гурія. Высокая, стройная, очень хорошенькая, съ чуть вздернутымъ носомъ, съ темными каштановыми волосами и съ свѣтло-голубыми глазами, съ милой счастливой улыбкой на зарумяненныхъ морозомъ щекахъ она шла быстрыми шагами — «по Петербургски» — рядомъ съ братомъ и весело болтала. Оба были бѣдно одѣты. Гурочкино пальто перешло къ нему отъ старшаго брата Володи, его выпустили внизу и домашнимъ способомъ надставляли кверху и все таки оно было коротковато. Отложной воротникъ фальшиваго барашка былъ потертъ и въ сѣрыхъ проплѣшинахъ.
Женя бойко постукивала каблучками кожаныхъ ботинокъ, она не признавала суконныхъ теплыхъ ботиковъ, говоря, что ходить безъ нихъ — Петербургская мода.
Всего три часа было, но уже совсѣмъ стемнѣло. Оранжевыми кругами фонари по улицамъ загорѣлись. Стало, какъ будто еще темнее, но вмѣстѣ съ тѣмъ и уютнѣе и интимнѣе. Мягко и неслышно лошади по снѣгу ступали, быстро скользили безчисленныя санки извощиковъ. Ласково раздавалось:
— Э-ей, поберегись!..
— Куда-же? — спросила Женя.
— По всему Невскому, отъ самой Литейной.
— Ну, конечно, часы смотреть? — съ ласковой насмешкой сказала Женя.
— Да.
— Успокойся, будуть у тебя часы. Только покажи, какіе?
— Я хотелъ… чтобы съ браслетомъ.
— Посмотримъ.
На углу Невскаго и Владимирской пришлось подождать, пока городовой въ черной шинели и валенкахъ, закутанный башлыкомъ, белой палкой не остановилъ движенія. Столько было саней!.. Нетерпѣливо фырчалъ на снѣгу чуждый Петербургу и странный автомобиль.
— Я думаю, ихъ много у насъ не будетъ, — сказала Женя.
— Почему?
— Снѣгъ… Не вездѣ такъ расчищено, какъ на Невскомъ. А по снѣгу машинѣ трудно.
— А какъ хорошо!.. Быстро!.. Удобно!..
Сестра съ любовной насмешкой посмотрела на брата.
— Тебе нравится?
— Оч-чень! Я хотѣлъ-бы быть шофферомъ!
— Кѣмъ, кѣмъ только не хотѣлъ ты быть, милый Гурій… Помню, что первое, о чемъ ты мечталъ — быть пожарнымъ… Въ золотой каскѣ.
— Ну, это когда еще было… Я совсѣмъ маленькій былъ.
— Потомъ… почтальономъ.
— Полно вспоминать, Женя, — недовольно сказалъ Гурочка.
— Нѣтъ, постой… Потомъ — ученымъ путешественникомъ, этакимъ Гекторомъ Сервадакомъ изъ Жюль-Верновскаго романа. Ну, а теперь?.. Ты надумалъ?.. Кѣмъ-же ты будешь въ самомъ дѣлѣ? Ты уже въ пятомъ классѣ. Еще три года — и всѣ дороги тебѣ открыты. Университетъ?.. Политехникумъ?.. Инженерное училище?.. Военно-Медицинская академія?.. Куда?.. Можетъ быть офицеромъ будешь, какъ дядя Дима?.. Какъ дядя Тиша?..
— Я, Женя, какъ то еще не думалъ объ этомъ.
— А, я!..
— Ну, знаю… Артисткой!..
— Ты помнишь дядю Диму? — перемѣнила тему Женя.
— Очень смутно… Я былъ совсѣмъ маленькимъ, онъ юнкеромъ тогда былъ. Я немного боялся его. Помню, что онъ приходилъ со штыкомъ и долго одевался въ прихожей; мама всегда ему башлыкъ заправляла. Володя его штыкъ-юнкеромъ прозвалъ… Помню еще стихи про него говорилъ Володя: — юнкеръ Шмитъ изъ пистолета хочетъ застрелиться.
— Охъ, ужъ этотъ нашъ Володя!
— А что?..
— Летитъ куда-то…
— Вверхъ?
— Боюсь, что въ бездну.
Удивительный Невскій перспективу свою передъ ними открывалъ. Дали темны и прозрачны были. Въ густой лиловый сумракъ уходила череда все уменьшающихся фонарей и дальніе казались звѣздами, спустившимися на землю. Отъ витринныхъ огней магазиновъ желтоватый свѣтъ лился на широкія панели. Изнутри у самыхъ стеколъ были зажжены керосиновыя лампы, чтобы стекла не покрывались морознымъ узоромъ, закрывавшимъ выставки.
Густая толпа народа шла по Невскому. Модный былъ часъ — четыре. Женя съ Гуріемъ шли быстро, искусно лавируя въ толпѣ. Это тоже было по «Петербургски». Они гордились тѣмъ, что были Петербужцами, что въ толпѣ не терялись, что эта нарядная толпа, суета передпраздничной улицы были имъ родными, съ дѣтства привычными. Гдѣ уже очень стало много народа, за Пассажемъ, Женя взяла Гурія подъ руку и мило улыбаясь шепнула: — «совсѣмъ кавалеръ»…
Они вспоминали всѣхъ родныхъ, говорили о томъ, кто что и кому подаритъ на елку. Это называлось у нихъ «дѣлать перекличку».
— Ахъ, Володя!.. Володя!.. Онъ старше тебя, онъ долженъ бы быть ближе ко мнѣ. А мы съ нимъ точно чужіе. И всегда то онъ меня обижаетъ. Очень уже онъ умный. Ты, Гурочка, мнѣ милѣе, ты проще.
Автобиографический роман генерала Русской Императорской армии, атамана Всевеликого войска Донского Петра Николаевича Краснова «Ложь» (1936 г.), в котором он предрек свою судьбу и трагическую гибель!В хаосе революции белый генерал стал игрушкой в руках масонов, обманом был схвачен агентами НКВД и вывезен в Советскую страну для свершения жестокого показательного «правосудия»…Сразу после выхода в Париже роман «Ложь» был объявлен в СССР пропагандистским произведением и больше не издавался. Впервые выходит в России!
Краснов Петр Николаевич (1869–1947), профессиональный военный, прозаик, историк. За границей Краснов опубликовал много рассказов, мемуаров и историко-публицистических произведений.
Роман «С Ермаком на Сибирь» посвящен предыстории знаменитого похода, его причинам, а также самому героическому — без преувеличения! — деянию эпохи: открытию для России великого и богатейшего края.
Екатерининская эпоха привлекала и привлекает к себе внимание историков, романистов, художников. В ней особенно ярко и причудливо переплелись характерные черты восемнадцатого столетия – широкие государственные замыслы и фаворитизм, расцвет наук и искусств и придворные интриги. Это было время изуверств Салтычихи и подвигов Румянцева и Суворова, время буйной стихии Пугачёвщины…В том вошли произведения:Bс. H. Иванов – Императрица ФикеП. Н. Краснов – Екатерина ВеликаяЕ. А. Сапиас – Петровские дни.
Роман замечательного русского писателя-реалиста, видного деятеля Белого движения и казачьего генерала П.Н.Краснова основан на реальных событиях — прежде всего, на преступлении, имевшем место в Киеве в 1911 году и всколыхнувшем общественную жизнь всей России. Он имеет черты как политического детектива, так и «женского» любовно-психологического романа. Рисуя офицерскую среду и жизнь различных слоев общества, писатель глубиной безпощадного анализа причин и следствий происходящего, широтой охвата действительности превосходит более известные нам произведения популярных писателей конца XIX-начала ХХ вв.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Михаил Михайлович Пришвин (1873-1954) - русский писатель и публицист, по словам современников, соединивший человека и природу простой сердечной мыслью. В своих путешествиях по Русскому Северу Пришвин знакомился с бытом и речью северян, записывал сказы, передавая их в своеобразной форме путевых очерков. О начале своего писательства Пришвин вспоминает так: "Поездка всего на один месяц в Олонецкую губернию, я написал просто виденное - и вышла книга "В краю непуганых птиц", за которую меня настоящие ученые произвели в этнографы, не представляя даже себе всю глубину моего невежества в этой науке".
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Короткий рассказ от автора «Зеркала для героя». Рассказ из жизни заводской спортивной команды велосипедных гонщиков. Важный разговор накануне городской командной гонки, семейная жизнь, мешающая спорту. Самый молодой член команды, но в то же время капитан маленького и дружного коллектива решает выиграть, несмотря на то, что дома у них бранятся жены, не пускают после сегодняшнего поражения тренироваться, а соседи подзуживают и что надо огород копать, и дочку в пионерский лагерь везти, и надо у домны стоять.
Эмоциональный настрой лирики Мандельштама преисполнен тем, что критики называли «душевной неуютностью». И акцентированная простота повседневных мелочей, из которых он выстраивал свою поэтическую реальность, лишь подчеркивает тоску и беспокойство незаурядного человека, которому выпало на долю жить в «перевернутом мире». В это издание вошли как хорошо знакомые, так и менее известные широкому кругу читателей стихи русского поэта. Оно включает прижизненные поэтические сборники автора («Камень», «Tristia», «Стихи 1921–1925»), стихи 1930–1937 годов, объединенные хронологически, а также стихотворения, не вошедшие в собрания. Помимо стихотворений, в книгу вошли автобиографическая проза и статьи: «Шум времени», «Путешествие в Армению», «Письмо о русской поэзии», «Литературная Москва» и др.
«Это старая история, которая вечно… Впрочем, я должен оговориться: она не только может быть „вечно… новою“, но и не может – я глубоко убежден в этом – даже повториться в наше время…».