Ненависть к поэзии. Порнолатрическая проза - [225]
(12) Целуй! — Ср. с отрывком из «Книги Откровений» Анджелы да Фолиньо: «И тогда Он позвал меня и сказал, чтобы я приложила уста к ране на боку Его. И мне казалось, что я приложила уста и пила Его кровь, истекающую из бока Его, и давалось мне понять, что этим Он очищал меня. И с этих пор начала я чувствовать великое утешение, хотя от созерцания Страстей Его испытывала печаль… И думала я и хотела найти кого-нибудь, кто убил бы меня, лишь бы претерпеть эту смерть ради веры в Него и ради любви к Нему» (цит. пер. С. 47).
(13) …и праздником цветов… — Это празднество, которое также «взывает к ножу мясника», содержит в себе отголоски празднеств в честь малоазийской богини Кибелы, «матери богов», которые происходили в дни весеннего равноденствия и сопровождались кровавыми жертвами и самооскоплением ее жрецов. Мадам Эдварда — воплощение Кибелы.
(14) …мясника. — Это слово порождает ряд непереводимых фонетических ассоциаций: французское слово «мясник» — «boucher» — созвучно словам «bouche» («рот»), «bout» («конец», в том числе и пениса), «boucher» («затыкать», в том числе и в эротическом лексиконе). См. также символический образ мясника в «Аббате С».
(15) …фифи… — уменьшительно-ласкательное имя, которое применяется во французском языке, как правило, по отношению к маленьким девочкам: «fifï» — усеченное «fifille», от слова «девочка» — «fille». Это, разумеется, намек на андрогинность Пьера Анжелика, Пьера-«ангела».
(16) …маска — «loup» (фр.) означает также и «волк» (см. также коммент. 11 к «Невозможному»). После обряда освящения начинается карнавал, выявляющий плотское, животное — «волчье» начало. Карнавал, в котором участвует Эдварда-ликантроп, — это праздник смерти.
(17) …черная, тревожащая, словно бездонная дыра… — Ср. с отрывком из «Введения в чтение Гегеля» А. Кожева: «Но если Желание есть присутствие отсутствия, то эмпирической реальности, как таковой, не существует: то есть она не существует позитивным образом в естественном — пространственном — Настоящем. Напротив, она есть „дыра“ в Пространстве: пустота, ничто. (И именно в этой так называемой „дыре“ совмещаются чисто временное Будущее и пространственное Настоящее)». «Я говорил, что Желание, то есть Время, есть „дыра“; а для того, чтобы была дыра, необходимо пространство, в котором существовала бы дыра».
(18) …непостижимо просто, словно камень… — Имя «Пьер» переводится как «камень». См. расшифровку имени «Пьер Анжелик» в преамбуле. Это своего рода «камень не- (или анти-) знания», он же — элемент, часть Сен-Дени и часть горы (см. конец фразы). Пьер Анжелик, мадам Эдварда, апостол Петр и Иисус Христос как бы сливаются воедино в этом отрывке, в котором звучит перекличка с Первым Посланием апостола Петра:
«Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному. И сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом. Ибо сказано в Писании: „…вот, Я полагаю в Сионе камень краеугольный, избранный, драгоценный; и верующий в Него не постыдится“. Итак, Он для вас, верующих, драгоценность, а для неверующих камень, которых отвергли строители, но который сделался главою угла, камень претыкания и камень соблазна» (2. 4–8).
(19) Один из всех людей — в небытии сей арки! — Здесь обыгрывается многозначность слова «arche» — «арка» и одновременно «ковчег» и «гроб» (от лат. «area» — «сундук», «ящик», «гроб»). Это слово связано также с «arcanum» — «тайна» (лат.) и с греческим префиксом «arch-» («высший»), как в слове «Архангел», и с греческим корнем «archaio» («древний»). Таким образом, ворота Сен-Дени становятся местом сакральной трансценденции.
(20) Ее тело билось как рыба… — Эдварда — Христос: см. коммент. 9.
(21) Центральный рынок (Алль) — парижский квартал, к которому спускается улица Сен-Дени. Здесь в эпоху написания «Мадам Эдварды» находился знаменитый рынок, мифология которого представлена, например, в романе «Чрево Парижа» (1873) Эмиля Золя. Алль — место праздника мясников.
(22) Затоплявшее ее половодье… (фр. «la crue»). — Возможно, именно это слово проливает свет на «секрет» всего текста — бесконечное наращивание смыслов, доходящее, пользуясь выражением Батая, до «бессмыслицы». Половодье смысла оказывается также и бесконечной его «растратой».
(23) …Эдварду… — Здесь автор в последний раз называет это имя, которое само воплощает «половодье смысла» (см. коммент. 22). Обозначим хотя бы некоторые из возникавших в тексте труднопереводимых смыслов. Батай обыгрывает первую букву имени «Е», которая созвучна начальному звуку местоимения «она» — «elle», но, главное, — форме единственного числа третьего лица французского глагола «быть» — «est». Основополагающее же значение первой буквы раскрывается во фразе «Эдварда, безучастная ко всему» — «étrangère» — иностранка, «находящаяся за пределами», выходящая за пределы всего и, прежде всего за свои собственные: разумеется, «Эдварда» — имя не французское, это имя-гибрид, в котором очевидна германская (английская) основа и итальянское окончание женского рода «-а». И тогда первая буква ее имени может быть интерпретирована как приставка «Ех». Сочетание «war» соотносится с «war» — «война» (напомним о «воинственности» фамилии самого Батая, которая в переводе с французского обозначает «сражение»), то есть уже заключает в себе тематику смерти. Это же звукосочетание присутствует во французском слове «douar», обозначающее мусульманское поселение в Северной Африке — в области пустынь: таким образом имя Эдварды отсылает к тематике пустыни и пустоты. Но вместе с тем в этом имени звучит имя Евы, прародительницы жизни, таким образом сопрягаются «пустота» («le vide») и «жизнь» («la vie»).
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.
Без малого 20 лет Диана Кочубей де Богарнэ (1918–1989), дочь князя Евгения Кочубея, была спутницей Жоржа Батая. Она опубликовала лишь одну книгу «Ангелы с плетками» (1955). В этом «порочном» романе, который вышел в знаменитом издательстве Olympia Press и был запрещен цензурой, слышны отголоски текстов Батая. Июнь 1866 года. Юная Виктория приветствует Кеннета и Анджелу — родственников, которые возвращаются в Англию после долгого пребывания в Индии. Никто в усадьбе не подозревает, что новые друзья, которых девочка боготворит, решили открыть ей тайны любовных наслаждений.
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
«Человеческий ум не только вечная кузница идолов, но и вечная кузница страхов» – говорил Жан Кальвин. В глубине нашего страха – страх фундаментальный, ужасное Ничто по Хайдеггеру. Чем шире пустота вокруг нас, тем больше вызываемый ею ужас, и нужно немалое усилие, чтобы понять природу этого ужаса. В книге, которая предлагается вашему вниманию, дается исторический очерк страхов, приведенный Ж. Делюмо, и философское осмысление этой темы Ж. Батаем, М. Хайдеггером, а также С. Кьеркегором.
Три тома La part maudite Жоржа Батая (собственно Проклятая доля, История эротизма и Суверенность) посвящены анализу того, что он обозначает как "парадокс полезности": если быть полезным значит служить некой высшей цели, то лишь бесполезное может выступать здесь в качестве самого высокого, как окончательная цель полезности. Исследование, составившее первый том трилогии - единственный опубликованный еще при жизни Батая (1949), - подходит к разрешению этого вопроса с экономической точки зрения, а именно показывая, что не ограничения нужды, недостатка, но как раз наоборот - задачи "роскоши", бесконечной растраты являются для человечества тем.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.