Немтырь - [2]

— Шагай, милок, вон туды. Там тебе дадут Сивку. А на меня не рассчитывай, без тебя ездоков хватает.

Бросив косой взгляд на равнодушного к моим проблемам шофера дядю Ваню Петрова, я пошел в сторону конюшни. Но и здесь постигла неудача. Увидев меня, дежурный конюх, дядька Степан Потехин, издали закричал:

— Даже не подходи! Нет лошадок, все задействованы. Наряд из Озерного не вернулся. С утра двух коней на подхоз забрали. Три мерина колхоз на вывоз сена подрядил, остальные лошади на выпасах. Так что, если хочешь, бери седло и дуй в луга, там тебе Витька Стригалев кобылу даст!..

Тащить на себе седло в луга, до которых было пять километров, не хотелось. Тем более, что это было в противоположной от необходимого маршрута стороне. Мне ничего не оставалось, как, собравшись с духом, идти в деревню пешком. Вспоминая недобрыми словами тот день, когда меня отправляли на курсы шоферов, а я отказался, а также счастливчика в пустой конюшне Степана Потехина, Витьку Стригалева с кобылой, неторопливо попылил по грязной дороге.

Расстояние до Каменно-Горновки от Уяра около двадцати километров. Если ехать на коне, можно срезать через лес, по прямой, тогда путь будет в два раза короче. Добираться до деревни два часа. Но пешком лучше идти по тракту, так быстрее и надежнее — проверено ногами. Был случай, в прошлом году под осень я пытался пройти так, как подсказал Степан. Ничего хорошего из этого не получилось. Как ни старался, к утру все равно вышел на луга к Витьке Стригалеву.

И все же мне повезло. Едва выбрался за околицу, меня догнал мощный, скоростной «студебеккер». Лихой шофер, фронтовик Пашка Зыков два раза в неделю возил из Красноярска продукты на склады общественного питания. Мне не раз приходилось ездить в кабине «американца», на котором он катался двенадцать лет. Этот «студик» Пашка получал на фронте, перегонял по лендлизу по Военно-Грузинской дороге в 1943 году, воевал, доехал до Берлина, а потом, согласовав все документы, прикатил через всю страну в Красноярск.

Хороший Пашка Зыков шофер, ответственный. Как мужики говорят — от Бога. Машина у него в идеальном состоянии. Ничто нигде не гремит, не звенит, не брякает. Двигатель — как часы. Ходовая часть вызывает зависть у многих водителей. Кабина недавно покрашена в зеленый цвет. Все дырки от пуль аккуратно заклепаны заплатками. Кто бы и когда ни просил выйти в рейс, всегда выезжал без проволочек. Несколько раз майор Краев посылал в Управление внутренних дел города Красноярска требование перевести Зыкова к нам, в милицию, но всякий раз Павел находил повод для отказа.

Лихой водитель подвозил всех, кто «голосовал» на дороге. Тормозил рядом со стоявшими у обочины машинами, предлагал помощь молодым, неопытным шоферам или какому-либо колхознику, у которого развязалась супонь у коня. При этом с языка слетала одна и та же фраза, которая, по его мнению, подходила для каждого:

— Что, дядя, закусило?

Что могло закусить — понятно одному Пашке. Несведущий человек мог подумать, что это была какая-то отвалившаяся запасная часть или момент употребления огурца после ста граммов водки. И только немногие знали, что во время войны, когда он с товарищами гонял машины через перевалы, каждый из них шептал своеобразную молитву, чтобы при спуске не закусило рулевую сошку и не провалилась педаль тормоза.

Останавливал Пашка и мне. При этом, широко распахнув дверь, приветствовал доброй улыбкой с прилипшей на губах папироской:

— Что, сыщик, всех бандитов поймал?

Залез к нему в кабину, захлопнул за собой дверь. Уже внутри мы крепко пожали друг другу руки. Пашка хрустнул коробкой, надавил на газ. Порожний «студик» запрыгал по кочкам мячиком.

Экспедитор — тетя Саша Воблер, сорокапятилетняя, тучная тетка, недовольно пыхтела носом, потому как перевозка посторонних пассажиров на спецтранспорте строго запрещена. Мы не обращаем на нее внимания, знаем, что она всегда в плохом настроении, готова выпихнуть меня на дорогу на полной скорости, потому что ненавидит пыльную одежду и грязные сапоги.

Подобное отношение проявляется у нее ко всем, поэтому кто-то окрестил ее неприятным прозвищем Вобла.

Жестикулируя, Пашка рассказывает о затянувшихся дождях, разбитой дороге, отсутствии новых колес для машины, о корове, которая сегодня ночью забрела к нему в огород. Я охотно поддерживаю его в любой теме. Сдвинув брови к переносице, Вобла сурово молчит.

— Что, как всегда, до своротка? — спросил Пашка, проезжая последний километр дороги.

— А может, подбросишь, как в прошлый раз?

Представляю грязь после вчерашнего дождя, как иду к деревне по жиже, похожей на сметану, как она чавкает под сапогами и, разбрызгиваясь, попадает на одежду. Три километра проселочной дороги будут длинными. Сапоги бы не утопить. Вот если бы Пашка довез меня до Каменно-Горновки, как это было два месяца назад, в распутицу, все было бы хорошо! Что ему стоит на трехосном вездеходе проехать туда и обратно? Три раза на гашетку надавить! Однако сегодня рядом с добрым шофером сидит насупившаяся Вобла, которая считает себя едва ли не начальником службы снабжения Красноярского края.