Немой пророк - [2]

— …Огромный такой мальчишка! Будь он проклят со всеми своими пращурами!!! — выкатив глаза в служителя закона, дама добавляет пару звучных фраз на немецком. В переводе, скажем мягко, не нуждающихся.

— Мальчишка или огромный? — устало уточняет замотанный полицейский.

— Майн Готт! Огромный! Мальчишка!!! Доннерветтер, простите…

В открытое окно видна борода Сергея Юльевича – тот со скукой взирает на происходящее… Но окно открыл – тоже истомился, бедолага! Заметив меня, тот достаёт часы, щёлкая пальцем по корпусу. Знаю, знаю… Иду!..

Всё происходит неожиданно быстро. Молодой парень в котелке уверенно поднимает коробку, зажатую под мышкой. Что-то с силой дёрнув и сделав пару шагов к вагону, ловко забрасывает её в открытое окно. Где удивлённый Сергей Юльевич от неожиданности делает движение, чтобы поймать предмет.

Время останавливается. Возле поезда с возмущенным жестом замерла дама, в глазах пылает негодование вперемешку с немецкими ругательствами. Слушающий её вокзальный полицейский с красными глазами похож на статую – та ещё работа. Наверняка, и кража эта – не первая в его смену… Центральный вокзал Москвы, как никак! И даже молодой мужчина в котелке – тоже, замер, в прыжке. В убегающем от вагона Сергея Юльевича Витте, отчаянном прыжке.

Смешно, но за эту остановившуюся секунду я успеваю достать из памяти весьма многое, давно забытое. Откуда ни возьмись, перед глазами вырастает питерская брусчатка, по которой стучит карета в сопровождении нескольких жандармов – это вам не нынешние бронированные кортежи, цари в то время были куда как более скромны! И точно такой же молодой человек в костюме, бросающий коробку… А за ним ещё один – в ноги подошедшего к раненным казакам монарха…

А сейчас время снова пойдёт своим чередом, и тогда…

В моментально наступившей тишине я чувствую, как страшная сила отбрасывает тело назад, к зданию вокзала. Вместе с облаком дыма и осколков, вырвавшихся из места, что только что было окном вагона специального литерного поезда.

Вот, сейчас-то точно, всё? Прошёл без царапины всю Цусиму, миновал сопки Маньчжурии в тылах японцев, оставаясь целым и невредимым… И?.. Три метра от эпицентра взрыва, не больше… Всё?!..

Тишина проходит также внезапно, как и наступила, разражаясь вихрем звуков, врывающихся в сознание: женский визг, крики, жалобный стон, топот, брань… Звон в ушах от новой контузии. Это просто меня оглушило, не впервой…

Отплёвываясь и кашляя, я сажусь, ощупывая тело – жутко ноет спина, но я на неё грохнулся, так что ничего сверхъестественного. Рядом кто-то стонет – это Болик, он всё время ходил справа. Лежит лицом вниз, из-под кителя вытекает красная лужа – похоже, плохо дело… Лёлика нигде не видно – но по земле, смешавшись с кровью, рассыпана снедь из моего свёртка.

Возле поезда на перроне грязно-красное месиво – как раз там стояла дама с полицейским, гимназисты с женщинами находились ещё ближе… Борт вагона частично отсутствует, из рваной дыры в металле валит дым…

— Сто-о-о-о-ой! — стараясь подняться на ватные ноги, изо всех кричу я. — Стой! — ору я, как кажется, в полный голос. Но по факту, в реальности, забитые пылью лёгкие исторгают лишь жалкий, едва слышный, писк. — Держите!.. — указываю я туда, где с земли на четвереньки подымается тёмная фигурка. Правда, уже без котелка – снесло взрывной волной…

Ноги подкашиваются, и я беспомощно валюсь навзничь. Тот же, наоборот, сумел подняться, пытается идти! Уйдёт, скроется в толпе, сюда уже бегут люди, много людей!

До него с десяток шагов – непослушная рука дёргает защёлку кобуры, раз, ещё раз… Есть! Давай же, ну?

Тёмная фигурка припадает на ногу, отчаянно хромая к набегающим людям. Хромает торопливо и спешно, а я, матерясь сквозь зубы, через слёзы и жжение в глазах, пытаюсь совместить с ней трясущуюся мушку нагана. А когда цель и мушка совпадают, и я готов стрелять, кто-то с разбегу налетает на фигурку, плашмя валя её на землю, как шар кеглю для боулинга. Я опускаю револьвер и обессиленно валюсь на спину – тут можно быть спокойным, теперь не уйдёт. От него – точно, не уйдёт, знаю по японским тылам и вообще, по опыту. От генерала Мищенко в принципе уйти невозможно – это полнейшая утопия, террорист без котелка.

— Выпейте ещё, господин Смирнов, полегчает. — Мищенко придвигает ко мне до краёв наполненный стакан. Других генерал не признаёт, причём, как и такого полезного, казалось бы, изобретения, как закуска.

В купе вагона курьерского поезда Москва-Санкт-Петербург накурено так, что можно, к примеру, устроить распродажу никотина в каком-нибудь Бологом. Распилив воздух на бруски, для облегчения транспортировки на перрон… Вытянув из пачки очередную папиросу, я выпускаю облако дыма, ещё более уплотняя предполагаемый товар и опрокидываю горячую жидкость внутрь. Сказать, что стало легче – подло обмануть, но и хуже, вроде, не сделалось. Водка на то и водка, недаром у неё столько поклонников…

Мне снова, в который уже раз повезло – ну, не берут попаданца из двадцать первого века ни снаряды с шимозой, ни японские пули. Ни даже, как выясняется, бомбы эсеров, или кем там был этот террорист… Народоволец какой-нибудь или ещё какой борец за идею – суть совсем не в его принадлежности. Дело заключается в том, что… Цепочка лиц в который раз пробегает перед глазами: Матавкин-Данчич-Линевич-Рожественский… Все они были в курсе, кто я и откуда. Теперь Витте. Остаётся… Остаётся…