Немой Онегин - [21]
А если ни в романе, ни в учебнике нету, то кажется, будто нету вообще. Но это ж не так. Нептун и тем более Плутон не видны на небе даже в самую ясную ночь, не было их и в учебниках астрономии. Обе планеты открыты на кончике пера. Их сперва вычислили на бумаге и только потом, много позже, сумели разглядеть в телескоп. Плутон увидели только в 1930‑м, спустя полвека после того, как вычислили. Но планеты же были; миллиарды лет болтались незамеченными.
…Что Таня пылкая, наивная, а Евгений ледяной, опытный — это написано прямо. Что он всю дорогу молчит, хотя заявлен краснобаем, тоже видно, хотя и не с первого взгляда (да и не со второго). В одной из тех крайне редких речей, где Онегин произносит больше дюжины слов подряд, он слегка высокомерно отзывается о семье Татьяны:
Он прав — семья совсем простая. Но сегодня, пожалуй, стоит уточнить: простая дворянская русская семья. Или: простая дворянская русская семья рабовладельцев.
Отец Татьяны. Дмитрий Ларин, был бригадиром (промежуточный военный чин между полковником и генерал-майором). Не читал ничего никогда. Не верите?
Мать Татьяны. Раchеttе, Паша (Прасковья?). Кому-то кажется, будто мама Тани читала французские романы. Эта иллюзия существует исключительно потому, что образованные советские и постсоветские русские люди когда-то читали или где-то слышали о том, что Ларина-мать любила какого-то французского или английского то ли писателя, то ли романного героя, не то Грандисона, не то Ричардсона. Вот, мол, доказательство её литературного вкуса:
Ау, товарищи! — писателя-то она любила понаслышке.
Понятно? Не читала!
Сестрёнка Оля тоже ничего не читала. Даже стихи Ленского, своего ненаглядного жениха! Пушкин сообщает:
Татьяна читала много, но что? Автор исчерпывающе точен и строг:
Все привыкли и к этим стихам, и к тому, что Пушкин — гений; не замечают, как он коряво написал. «Она по-русски плохо знала» — это Пушкин нарочно, это насмешка и над героиней, которую он передразнил, и над читателем. Правильно: «она плохо говорила по-русски» либо «она плохо знала русский» (язык). А выражение «по-русски плохо» употребляется для обозначения халтуры. Например, она по-русски плохо укладывала асфальт.
По-русски плохо знала — значит, не только журналов, но и романов русских не читала. Читала французов, типа глянец, лямур-тужур-гламур.
А теперь — внимание!
XIV. Без семьи
Кроме мамы Полины, сестры Ольги, няни Филипьевны с внуком и могилы отца у Татьяны есть в Москве тётка Алина и другие тётки, двоюродные сёстры… Куча народу, и у всех повадки, привычки, характер, биография. Маму за папу выдали против воли, она сперва бесилась, потом смирилась.
Сестра Оля поплакала немножко, когда Ленский погиб, но очень скоро вышла за красавца-улана. Про няню целый роман: сколько ей было, когда её замуж выдали; муж моложе, свекровь-ведьма; у нянькиного мужа даже имя есть — Ваня!
У Онегина никого. Совсем пусто.
Отец умер, не сказав ни слова; имя неизвестно. От него не осталось никакого следа, даже могилы (а отцу Татьяны на кладбище поставлен памятник с надписью, и Ленский там грустит).
Матери у Евгения нет и не было, она не упоминается вообще.
Ни брата, ни сестры, ни тётки — ни души. Даже свою няню Пушкин подарил Тане.
Всего-то у героя и есть, что в начале Первой главы полумёртвый, а в конце её — уже совсем мёртвый дядя (который, похоже, понадобился исключительно затем, чтобы сослать Онегина в деревню).
Мало того что Онегин почти немой. Он вдобавок круглый сирота.
У Татьяны — все говорящие. У Онегина только бонна, гувернёр, мёртвый дядя. И все молчат, ни слова.
Таня — Татьяна Дмитревна Ларина! Сестра — Ольга Дмитревна Ларина! А у Евгения даже отчества нет, подкидыш.
В правильных романах, где есть Он и Она, — описаны и семейная жизнь каждого, и родители обоих. Родители Гринёва и Маши («Капитанская дочка»), родители Алексея Берестова и Лизы Муромской («Барышня-крестьянка»), Дубровского и Маши Троекуровой…
Ленский — брюнет«и кудри чёрные до плеч». Татьяна бледная, Ольга румяная… А Онегин? Рост? цвет волос? цвет глаз? — ничего.
Нет лица; небывалое явление для классической мировой литературы.
Знаем внешность Дон Кихота, Пьера Безухова и графа Монте-Кристо, князя Мышкина и четырёх братьев Карамазовых, про Пиноккио (Буратино) и говорить нечего. А у Онегина внешности нет. Так бывает разве что, когда писатель делает главного героя рассказчиком своей собственной истории (Гек в «Приключениях Гекльберри Финна»).
Александр Минкин – автор «Писем президенту» – на самом деле театральный критик. «Нежная душа» – книга о театре, драме, русском языке и русской душе. Посмотрев три тысячи спектаклей, начнешь, пожалуй, разбираться, что к чему: Любимов, Погребничко, Стуруа, Някрошюс, Юрский, Штайн, Гинкас, Яновская, Михалков-Кончаловский, Додин, Соловьев, Захаров, Панфилов, Трушкин, Фоменко…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Письма президентам» – это последние месяцы президентства Путина и первые два года Медведева. Система власти потребовала обращаться к адресату не совсем обычно: иногда «г-да президенты», иногда «г-н тандем».Автор жестко говорит о наших проблемах прямо в глаза верховной власти – с тем юмором, который так нравится читателям и так не нравится адресатам.В книгу включены статья «Мемуары Ельцина», показывающая истоки сегодняшней системы, и сенсационное исследование «Под властью маньяков» – о влиянии телевидения на людей и на детей.
Первые тиражи книги «Письма президенту» разошлись мгновенно. Вы держите в руках издание третье, дополненное новыми письмами.В одном из сотен тысяч откликов было сформулировано: «Читаешь „Письма президенту“ – чувствуешь себя смелым. Обсуждаешь с друзьями – чувствуешь себя храбрецом. Даришь знакомым – борец за свободу». Эта книга – как наша жизнь. В ней много смешного и горького. Но так устроен мир: чем тяжелее испытания, тем крепче дух. Кажется, будто «Письма президенту» – о наших невзгодах. Но как ни странно, они о преодолении невзгод.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Академический консенсус гласит, что внедренный в 1930-е годы соцреализм свел на нет те смелые формальные эксперименты, которые отличали советскую авангардную эстетику. Представленный сборник предлагает усложнить, скорректировать или, возможно, даже переписать этот главенствующий нарратив с помощью своего рода археологических изысканий в сферах музыки, кинематографа, театра и литературы. Вместо того чтобы сосредотачиваться на господствующих тенденциях, авторы книги обращаются к работе малоизвестных аутсайдеров, творчество которых умышленно или по воле случая отклонялось от доминантного художественного метода.
В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.
Известный историк науки из университета Индианы Мари Боас Холл в своем исследовании дает общий обзор научной мысли с середины XV до середины XVII века. Этот период – особенная стадия в истории науки, время кардинальных и удивительно последовательных перемен. Речь в книге пойдет об астрономической революции Коперника, анатомических работах Везалия и его современников, о развитии химической медицины и деятельности врача и алхимика Парацельса. Стремление понять происходящее в природе в дальнейшем вылилось в изучение Гарвеем кровеносной системы человека, в разнообразные исследования Кеплера, блестящие открытия Галилея и многие другие идеи эпохи Ренессанса, ставшие величайшими научно-техническими и интеллектуальными достижениями и отметившими начало новой эры научной мысли, что отражено и в академическом справочном аппарате издания.
Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.
Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .