— Здравствуй, Джеймс, — лет пятнадцать Трент не называл его «отец», а слово «папа» он вообще никогда не произносил.
— Я считал, что время моих звонков в полицейские участки прошло.
— Я не задержан. Я лишь отвечаю на вопросы.
— О женщине, с которой у тебя была связь.
— Я несколько раз встретился с этой женщиной.
— И она умерла месяц назад при странных обстоятельствах. А в газетах фотография, на которой вы вместе.
Не хотелось говорить, что фотография не имеет никакого отношения к этому делу.
— Чего ты хочешь, Джеймс?
— Хочу знать, как ты можешь быть таким беспечным?
— Хорошо. Я встречался с женщиной, которая потом совершила самоубийство. Вряд ли можно назвать это беспечностью.
Для Джеймса факт самоубийства совсем не так важен, как связанный с этим скандал, подумал Трент.
— Я хочу положить конец всем разговорам и сплетням по этому поводу. Немедленно!
Трент сжал зубы:
— Я тоже хочу. Еще что-нибудь?
Он и Мэри встретились всего пару раз, но ее смерть причинила ему боль. Еще больней было слышать, как отец использовал трагедию, чтобы отругать его.
Джеймс вздохнул в трубке:
— Я с тобой лишь теряю время. Никакие слова на тебя не действуют.
— В этом ты прав.
— Ты должен сделать выбор, на это у тебя двадцать четыре часа.
Когда же вернется чертов детектив! У Трента нет времени выслушивать воспитательные нотации.
— Меня не интересуют угрозы и ультиматумы.
— Эта заинтересует. Ставка — АМС.
Трент горько вздохнул. Отец опять за старое. Опять угрозы. Он уже с лихвой наглотался всего этого!
Джеймс медленно говорил:
— Существует средство, которое может спасти доброе имя нашей семьи и нашу деловую репутацию.
— Какое? Уволить меня?
— Нет. Твой брак.
— Не уверен, что это затмит скандал.
— Причем брак должен быть не скандальный, а очень приличный. Это моя компания, моя жизнь, и я не позволю ситуации выйти из-под контроля. Если ты действительно так предан АМС, как говоришь, то все сделаешь, чтобы дело было на высоте и чтобы никакие скандалы не задевали его. Я говорю об этом в последний раз. Я обеспечу твое положение главы компании, сразу же оформлю все бумаги, но к концу недели ты должен быть женат.
— Я должен быть во главе компании, потому что я прекрасно справляюсь с этим. Невозможно придраться к тому, что я делаю, и ты прекрасно знаешь это.
— Сейчас я не об этом. Тебя волнует доброе имя твоей семьи?
— Боюсь, тебе не понравится мой ответ.
Помолчав немного, Джеймс жестко произнес:
— Если ты к завтрашнему вечеру объявишь свою помолвку, я объявлю персоналу компании и прессе о твоем новом статусе. Если нет, сочту это твоим отказом.
Трент от злости ничего не видел. Скорей бы пришел детектив!
— Я должен повесить трубку, — с трудом выговорил он.
— Еще одно. Женщина, которую ты выберешь, не может быть такой, как эти твои… сменяющиеся подружки. Все они хороши для забавы. Тебе нужна спутница жизни, миссис Тенфорд. Совсем не обязательно, чтобы она была из богатой семьи. Господь знает, для меня это не важно. Но она должна иметь мозги. И стиль. И чтобы не была дешевкой. Выбирай с умом!
— До свидания, Джеймс.
— Мне нужно связаться с Уоленсом?
— Думаю, он сам свяжется с тобой.
Детектив Макгрей вошел в тот момент, когда Трент нажал отбой. Все заняли свои места. Детектив поднял брови:
— В юности вам случалось бывать в таких местах, как это?
— Все давно закончилось без последствий, — вскочил Уоленс.
Трент остановил рукой адвоката и спросил Макгрея:
— Что вы хотите узнать?
— Насколько плохим ребенком вы были, мистер Тенфорд? — детектив, не моргая, смотрел на Трента.
— Я не был так ужасен. Но очень старался быть похуже.
Макгрей чуть улыбнулся и несколько секунд смотрел на Трента, словно решая, нужно ли продолжать вопросы в том же духе. Потом сказал:
— Вы не единственный получили такое письмо.
— Кто еще? — удивился Трент.
— Человек живет в вашем доме.
— Вы мне не скажете, кто?
— Это не важно. Важно, действительно важно, чтобы вы точнее вспомнили содержание письма.
Было почти пять, когда Кэрри останавливала такси на углу Двадцать седьмой улицы и Второй авеню. Такси было для нее непозволительной роскошью, слишком большим расходом, но сегодня так слякотно и пронизывающе холодно, что даже думать о метро не хотелось. Кроме того, нужно вовремя попасть к матери и отпустить ее сиделку, иначе придется платить за время переработки.
Кэрри села в такси и назвала адрес. Сотни раз она пыталась уговорить мать переехать к ней — Себастьян Стоун любезно предлагал это, — но Рейчел Грей и слышать не хотела. Она жила в небольшой квартире, которую арендовала почти двадцать лет назад, когда они с Кэрри впервые переехали в центр Нью-Йорка из Олбани. Рейчел была привязана к своему жилищу, к своим вещам. Кэрри больше не поднимала этот вопрос.
Она старалась только сделать жизнь больной матери удобней, приятней и легче.
Кэрри открыла дверь своим ключом. Стены квартиры были сплошь увешаны картинами Рейчел, самыми разными. В течение многих лет Рейчел Грей была очень успешным художником. Ее картины легко и достаточно дорого продавались. Сейчас, когда она не работала, денежные поступления были редки — изредка продавалась картина из старых запасов. Конечно, у нее были кое-какие сбережения, но для жизни на Манхэттене этого явно не хватало.