Немка. Повесть о незабытой юности - [16]

Через две-три недели Фрида со своей семьей переехала в село Родино. Полоусов теперь постоянно сидел со мной за одной партой. На уроках математики и русского языка и литературы он отвечал, к полному удовлетворению учителей, хорошо. Я определяла это по выражению лица Натальи Ивановны или Анастасии Ивановны. В выполнении письменных работ он не принимал никакого участия, у него не было ни бумаги, ни ручки.

На уроках истории или ботаники он болтал не переставая на русском или украинском языке, обращаясь при этом ко мне. Учительница только улыбалась, и мне казалось, что они потешаются надо мной, к моему глубокому страданию. Что-нибудь сказать в свою защиту я не могла. Когда однажды на большой перемене я хотела выйти на двор, Полоусов вдруг встал передо мной с распростёртыми руками. Улыбаясь, он приближался ко мне. „Нимке-е-ня," – сказал он мне. Это слово могло иметь отношение только к моей национальности. Набравшись вдруг смелости, я толкнула его, пошла к своей парте, взяла сумку и пальто и убежала, рыдая, домой. На вопросы матери я не ответила ни слова. Отцу пришлось объяснить положение дел, когда он пришел с работы. Он нашел, что нет убедительной причины бросить школу. Он бы меня понял, если бы этот парень меня побил или обругал ни за что. На следующий день я все равно не пошла в школу. Случайно зашла к нам тётя Анна, она и моя мать пошли в школу, чтобы поговорить с директором о моей проблеме. Я представить не могла, как они будут изъясняться с директором, не зная языка. Позже я узнала, что Анна всё-таки немного понимает по-русски. Вернувшись домой, они мне объяснили, что с завтрашнего дня я буду учиться в 5 А классе. Мне было так нехорошо от всего этого, что не хотелось и в 5 А.

Вечером пришла Маня, ее улыбка сияла во всё лицо, она хлопала в ладоши и от радости трясла меня за плечо. На следующее утро я поднялась на пригорок, а там меня ждали Маня, Роза, Вера и Нюра. Они радовались моему приходу в их класс.

Полоусова исключили из школы, мне это было очень неприятно. Маня мне объяснила позже, что его бы всё равно исключили, потому что он слишком много пропускал и постоянно мешал на уроках. Он приходил в школу только в те дни, когда его мать не работала. У них была одна пара валенок на двоих.

Узнала я, что означает украинское слово нимкеня. По-русски это немка, а по-немецки deutsche. Узнала я, что почти все жители нашего села Степной Кучук украинского происхождения. И не только села. Большинство жителей и Родинского района, и Алтайского края имеют украинское происхождение. И называют они себя хохлы. Язык их представлял собой смесь русского и украинского языков. В школе же велось преподавание на русском.

Маня часто приходила к нам и беспрестанно говорила на языке хохлов, что для моей матери, которая пыталась понять хотя бы что-нибудь, составляло большую сложность. Я же в скором времени стала понимать многое как по-русски, так и по-украински. Когда Маня первый раз пригласила меня к себе домой, моя мама никак не хотела меня отпустить, потому что она боялась, что у них вши. Вечером она об этом говорила с отцом. Он убеждал её в том, что нас привезли сюда не в гости, что мы с этими людьми будем жить постоянно. К тому же, мое постоянное общение с подругами дает мне больше шансов быстрее научиться говорить по-русски, чтоб на уроках все понимать.

Маня жила со своей матерью Ольгой, сестрой Катей, на три года старше Мани, почти взрослым братом Сашкой и младшим братишкой Ваней. У них было две комнаты, но жили они в одной, которая была побольше и называлась горницей. Слева, сразу у двери, была большая русская печь. Между печью и передней стеной комнаты были встроены большие нары, которые называли полати. Нары были покрыты огромным грубо-самотканным одеялом, называемым рядно, в углу были сложены друг на друга пять подушек. На этих нарах спали все пятеро, правда, Сашка часто уходил куда-то ночевать. Зимой, когда бывало очень холодно, вся семья, кроме Сашки, спала на печи, куда можно было взбираться прямо с полатей.

Рядом с нарами-полатями у передней стены стоял сундук. У правой стены, у входа – небольшая скамейка, затем стол и еще большая скамья до переднего угла. На окнах никаких гардин или занавесок. Убогая обстановка, бедное обустройство. Зато мне бросились в глаза в правом переднем углу под потолком две поразительно красивые иконы. На одной изображен Иисус Христос, на другой – не запомнила кто.

На моей родине не было икон, их и не было никогда. Ольга, мать Мани, указала мне пальцем в грудь: „Нету Бога?". А я не знала, что ответить. Она подошла к иконам, погладила их, говоря „боженька", поцеловала свои пальцы, отвернулась и пошла к двери. Остановившись, сказала: „А Сталин тьфу!" Плюнула, подняла свою длинную юбку и показала голую задницу в сторону двери. Странным мне это всё показалось, и я рассказала всё своей матери. Она реагировала так же, как я, и считала, что об этом лучше всего хранить молчание. (Надеюсь, Маня не обидится, что я об этом пишу.) Дружба наша с Маней тем временем всё укреплялась. Так же хотелось бы мне подружиться с Розой. Но Роза и Маня явно не были друг к другу расположены.