Немка - [65]

Мы с сестрой стояли рядом с низким ящиком-бункером под лотком и ждали, когда появится мука. И она появилась. Двумя совками мы пересыпали её в наш мешок. Элла знала, что деда надо отблагодарить, причём мукой. Когда уже не поступала мука из лотка, мы наполнили небольшую миску, стоявшую возле ящика, мукой и хотели ещё немного оставить в ящике, но дед Корыч, увидев это, сказал, чтобы мы всё из ящика высыпали в наш мешок. Элла потрясла мельнику руку и поблагодарила его. Он посмотрел на меня и спросил: «А это та самая Лида, что так хорошо выступает на сцене?» Я не могла сдержать смех. Он тоже смеялся. Дома мы занесли мешок и поставили его в самую середину комнаты. Лица моих близких сияли от восторга. Все тёрли муку между пальцами — мука была мелко смолота. Одна из наших соседок принесла самодельные дрожжи, и моя мама тут же поставила тесто, тесто для настоящего хлеба. Лео пришёл с работы и тоже радовался. На следующее утро из печи доставались душистые буханки хлеба и маленькие булочки.

Мне опять надо было в Родино, и на этот раз в моей котомке был хлеб и немного муки.

Глава 5

Однажды Таня спросила, смотрела ли я фильм «Парень из нашего города». Нет, не смотрела. За то время, что я училась в Родино, я не могла смотреть фильмы, потому что без денег здесь никаких фильмов. В Кучуке, напротив, показывали фильмы бесплатно, особенно зимой. Редко мы знали наперед, когда и какой фильм будет показан. Просто приходила телега или сани с фильмом из Родино, и пока транспорт ехал по селу, собиралась вокруг толпа вездесущих мальчишек, они потом бегали по округе и объявляли большое событие: «Кино приехало-о!!!» И пока перегружали киноаппаратуру в клуб и киномеханик устанавливал её соответствующим образом, публика полностью собиралась в клубе. И начинали крутить. Во время войны не было динамо-машины, тогда вменялось в обязанность двоих мальчишек, которые покрепче, усаживаться друг против друга и крутить рукоятку. Часто «фильм рвался», или части перепутывались, и случались длительные перерывы. Таким образом, я со своей соседкой и тогдашней школьной подругой Маней Цапко посмотрела несколько фильмов, хотя очень мало понимала по-русски. Это были фильмы «Чапаев», «Три танкиста», «Александр Невский», «Броненосец Потёмкин», «Волга-Волга».

Хотя «Парень из нашего города» был довоенным фильмом, но я его не видела. Таня удивлялась и сожалела об этом. Она хотела знать, нравится ли мне актёр Николай Крючков. На её вопрос, кто из всех актеров, которых я видела, мне больше всех нравится, я без сомнения ответила — Александр Невский — «Черкасов, значит», её голос звучал разочарованно. Таня достала лист бумаги и написала: 1. Черкасов. В следующий раз она спросила, кто из всех мальчишек нашей школы мне больше всех нравится. Павел Братчун, сорвалось с языка, прежде чем успела подумать — «Уже занят». — «Что ты этим хочешь сказать?» — «Он же подружился с Людмилой П. В прошлом году. Теперь они переписываются. Она в него влюбилась безумно. Это мне по секрету сказала её подруга Анна». Людмила П. была племянницей нашей учительницы географии, она была в десятом классе, когда Павел был в девятом. Тогда, в наш бал-маскарад, она была в костюме дамы из 18 века. Теперь она учится в медицинском институте в Томске. Вот оно что. Так оно и должно быть, подумала я, а вслух: «Ну и хорошо. Я им желаю счастья». Этого желала я им на самом деле, хотя и было нехорошо на душе.

Опять начались репетиции. В этот раз я должна играть пожилую женщину, которая посвятила жизнь своему знаменитому брату — ученому профессору. Не совсем моя роль, но всё-таки мне хотелось её сыграть. Кроме этого мы должны были к предстоящим выборам повторить «Юность отцов» и подготовить спектакль к роману Ал. Фадеева «Молодая гвардия».

За неделю до выборов состоялась последняя репетиция, прогон «Юности отцов», затянувшийся до полуночи. И получилось так, что только Павел и я шли в одном направлении домой. Когда дошли до перекрестка, где ему надо было повернуть направо, я спросила: «Ты же здесь где-то живешь?»

«Да, но я провожу тебя до дому, очень поздно уже». — «А я не боюсь. Что тут может случиться за пять минут?» — «А если вдруг всё-таки какое-нибудь чудовище из-за угла выскочит…» — шутливым тоном произнес Павел. Он снял рукавицы, сунул их под мышку, растопырил согнувшиеся пальцы, стал передо мной, состроив страшную гримасу: «Вот тогда ты испугаешься и узнаешь, что такое страх». — «Я уже и так испугалась и знаю, что такое страх, — громко смеясь, ответила я. — Тебе бы на сцене играть Змея Горыныча — все бы со смеху попадали». Я не переставала смеяться, а он вдруг очень серьезно спросил, почему я не прихожу на вечера танцев. Это было так неожиданно, что я ничего не нашла сказать, кроме «просто так». Мы уже стояли в нашем дворе, в трех-четырех шагах от ступеней. «А завтра ты придешь?» — «Нет. Завтра я пойду домой, в Кучук». И ему захотелось знать, пойду ли я пешком в эту дальнюю дорогу или поеду как-нибудь, и как часто я хожу домой. Так в разговоре мы перешли на тему языков — русского и немецкого. Он сказал, что знает многих из немцев Поволжья, но никто так хорошо не говорит по-русски, как я, без малейшего акцента. Мне было неприятно говорить об этом, и он перешел на скороговорки, русские скороговорки. Помню только: