Немецкий Орден - [37]

Впрочем, многие пруссы выстояли в нелегких условиях и впоследствии даже неплохо зажили под властью ордена. Наиболее обоснованные демографические данные таковы: ко времени вторжения ордена прусское население составляло 170 000, на рубеже XIV века — 90 000, а на рубеже XV века — 140 000 человек.

Имеются в виду неассимилированные пруссы, то есть пруссы, жившие в своих поселениях и на собственном праве (см. с. 101–102), которые в их большинстве продолжали поклоняться старым богам.

Христианизация замкнутых, удаленных от оживленных путей районов расселения пруссов осуществилась в период после Реформации, когда государство Немецкого ордена уже прекратило свое существование.

В начале XV века орден упрекали в том, что он мешал истинной христианизации своих прусских подданных. Эти упреки, конечно, справедливы. Но орден несправедливо обвиняли в том, что с подданных, оставшихся язычниками, он взимал более высокие подати. Нет, с прусскими крестьянами обращались так же, как и с христианами — хозяевами типичных для переселенцев дворов (см. с. 102).

Причина халатности — нехватка священников. Да, в ордене были братья священники, но их первейшей заботой были члены ордена. Разумеется, имелись и священники, служившие в городских и деревенских приходах, но миссионерством они не занимались. В XIII–XIV веках это было делом монахов, прежде всего — нищенствующих.

В качестве миссионеров в Пруссии преуспели немногочисленные доминиканцы. Старейшие монашеские ордены, бенедиктинцы и цистерцианцы, не имели монастырей в Пруссии, не было их и у премонстрантов, развивших бурную деятельность в других регионах. Они не только помогали Немецкому ордену, но и были его конкурентами, и он позволял основывать монастыри далеко не всем (см. с. 105). В Пруссии, государстве духовно-рыцарского ордена, гораздо меньше монастырей, чем на других немецких территориях. Этим и объясняется недостаток священнослужителей, которые могли бы крестить и наставлять крещеных. Орден не мог христианизировать языческую землю в одиночку.

Священнослужителей не хватало, и, значит (с другой стороны), сохранялись условия для язычества, которыми пользовались прежде всего несвободные прусские крестьяне, но также и те, кому орден даровал свободу (см. с. 103–104).

Среди них был и прусский вождь Скуманд, о принудительном крещении которого повествует Петр из Дусбурга (см. с. 85). Еще раз мы встречаем Скуманда в 224-й главе третьей книги Хроники. В ней говорится, что Скуманд умер как христианин и что перед смертью он поведал одному орденскому священнику о своем крещении.

Когда его спросили, чем он заслужил благодать Божью, превратившись из необузданного гонителя Церкви (относительно Скуманда у Церкви было свое особое мнение, см. с. 90. — X. Б.) в ревнителя веры и славного вождя народа христианского, Скуманд ответил: «До обращения моего я никогда не сделал ничего доброго, кроме того только, что, когда язычники похитили в Польше образ Пресвятой Девы Марии с Сыном ее и разрубили пополам, я поднял его с земли и вытер одеждой моей и поставил в надлежащее место». С этими словами (продолжает хронист) Скуманд счастливо почил в Бозе[42].

Это, можно сказать, топос в миссии Средневековья: усердный гонитель превращается в ревнителя веры. У этой истории вполне может быть реальная основа, ибо Скуманд после своего крещения жил не в отдаленном, заселенном пруссами регионе, где почти или совсем не было священнослужителей, но вблизи немецких городов и деревень. Скуманд, как и многие его соплеменники, переселился, но оказался в лучших, чем они, условиях. 18 апреля 1285 года он, как известно из жалованной грамоты, получил свободное владение (см. с. 102–103) на обычных условиях, то есть с правом суда и несением воинской службы и с правом наследования (впоследствии это место получило название Гросс-Штенген), а до ближайшей приходской церкви не было и пяти километров. Орденский священник Конрад из Балги, который, согласно Петру из Дусбурга, находился у смертного одра Скуманда и передал его последние слова, был старым знакомым бывшего вождя язычников. Его имя стоит среди свидетелей той самой жалованной грамоты от 1285 года.

Спустя 76 лет, в 1361 году, потомок Скуманда Дитрих Скоманд (имя предка стало фамильным) получил от ордена в держание 50 гуф земли, на которых основал деревню Дитрихсдорф. В 1398 году его вдова Елизавета получила право патроната над приходской церковью этой деревни, то есть право избирать приходского священника и взимать часть церковных поборов. Все говорит о стремительном процессе ассимиляции; этот случай — лишь один из многих.

Впрочем, он хорошо документирован. Если бы не грамота 1361 года, то кто бы мог подумать, что деревня с немецким названием основана пруссом. А то, что предки патрона церкви этой деревни были не немецкими поселенцами, а враждебными ордену пруссами, известно из аутентичного источника. Во множестве других случаев источники молчат — естественно, особенно тогда, когда ассимиляция протекает не на столь высоком социальном уровне. Сколько крестьян было в деревне Дитрихсдорф, сколько их вело родословную от пруссов, — неизвестно.