Немецкий Орден - [24]

Невозможно во всех деталях представить себе столкновение двух религиозных, общественных и культурных систем, и не будет преувеличением сказать, что порождаемые им конфликты были неизбежны.

Язычники, принявшие христианство, должно быть, понимали, что поклонение новому Богу не только не украсит жизнь, но, напротив, приведет к изменению общественного уклада. Так, пруссам были свойственны иные формы брака, чем те, которые im навязывали. Многоженство, купля жен и умыкание невест не отвечали церковному вероучению. Возможно, и в этом таилась причина вероотступничества. Совершивший его оказывался, по христианским нормам, в плачевном состоянии: вероотступник был хуже язычника и даже хуже еретика, его можно было сравнить разве что с собакой (вспомним библейский образ), ибо он так же возвращался к своему неверию, как и пес «на блевотину свою»[33]. С такими людьми следовало вести войну.

Но в таком случае неизбежно требовалась военная сила, и не только здесь. Христианские миссионеры были готовы прибегать к помощи мирян, правда, обычно не для того, чтобы насаждать христианство с оружием в руках, а чтобы пресечь противление слову Божьему.

Впрочем, мирская помощь заключалась не только в этом. Светлая длань, то есть призванные на помощь знать и рыцари, старались выполнить обязанности защитников, а значит, — получить право собственности и на власть в подвергавшихся опасности регионах, — так поступал и Немецкий орден. Миссия и владычество тесно связаны между собой — это не новость. Классический пример — покорение саксов Карлом Великим. Но имелись и вполне реальные причины конфликтов на христианско-языческом пограничье. Их невозможно отмежевать от внутреннего расслоения языческих народов. Вождь языческого племени, которому угрожал языческий противник, питал надежду упрочить свое положение в политической сфере, приняв христианство. Так поступали впоследствии литовские князья (см. с. 126–127). Тогда традиционный внутренний конфликт приобретал иное измерение — по крайней мере, с точки зрения христианина. Он превращался в конфликт между христианством и язычеством. Тем самым существование более сильного христианского соседа почти всегда вело к внутренним конфликтам между языческими вождями, способствуя изменению их политического уклада.

По этим причинам в период Высокого Средневековья на христианско-языческом пограничье редко царил мир, а монахи-хронисты усердно подчеркивали эту враждебность. То, что на расстоянии представляется нормальным для этого времени, то есть возможность пограничной войны, набеги с целью грабежа и разорения в духе викингов, для монахов и миссионеров вырастало в яростное противоборство христианства и язычества, что оправдывало призыв к воинам-христианам одолеть язычников, не останавливаясь и перед физическим уничтожением.

С другой стороны, несовместимость миссии и владычества видится не только в ретроспективе. Имеются и современные свидетельства того, что эти феномены уживались с трудом. То язычники ополчались против миссии, боясь попасть под власть христианских вождей, то светская длань не столько помогала, сколько мешала миссии (в чем нередко обвиняли Немецкий орден в Пруссии), то рвавшиеся поработить язычников знать и князья не воевали с ними, а завязывали мирные контакты, взимая с них подати. На это сетовал гольштейнский священник Гельмольд из Босау в замечательной «Славянской хронике» (кон. XII в.).

Итак, христианизация Пруссии в XIII веке была неизбежна. Почти так же неизбежно за миссией должно было последовать порабощение. Неясно было только, кому это удастся.

Ведь рядом с пруссами жило немало христиан: на юге — поляки, на севере — датчане, на западе — немцы. В то время все они, можно сказать, вели наступление на Северо-Восточную Европу: на Ливонию, Эстляндию, Курляндию, Литву и землю пруссов — среди них были миссионеры, правители и, наконец, купцы. Это период торговой экспансии, начало истории Ганзы, продвижения немецкого купечества в Восточную Прибалтику.

Тогда же из Палестины в Северо-Восточную Европу перекочевала идея крестового похода, идея оборонительной, служащей религии войны с язычниками. Впервые это случилось в 1147 году, когда в процессе вербовки участников 2-го крестового похода возникла мысль, что знать с севера Германии может вместо Палестины сражаться с язычниками на своей границе. Впоследствии то же самое произошло в Бранденбургской Марке, в Мекленбурге и на Поморье.

Но если крестовый поход можно было осуществлять и здесь, за пределами Святой Земли, то не за горами было время, когда сюда проникнут и новые братства, духовно-рыцарские ордены, созданные в Святой Земле специально для войны с язычниками. Немецкий орден не первым обосновался в Северо-Восточной Европе. До него иоанниты имели владения в Польше, а в начале XIII века в Ливонии был основан новый духовно-рыцарский орден по образу и подобию тамплиеров — fratres militiae Christi de Livonia, более известный как Орден меченосцев. Это было небольшое рыцарское братство, состоявшее почти исключительно из выходцев из Вестфалии; оно должно было способствовать начавшейся христианизации Ливонии. Здесь тоже (так вел себя и патриарх Иерусалимский по отношению к тамплиерам и иоаннитам) епископ Рижский пытался привлечь духовно-рыцарский орден на свою сторону в качестве военной силы. Но и здесь духовному князю это не удалось. Через несколько лет Орден меченосцев заявил о своих правах на господство и вступил в ожесточенную борьбу с епископом.