Немецкая русофобия и её причины. Философия, история, политология - [9]

Чувства, опасения, интересы

Без сомнения, любопытно и полезно было бы рассмотреть под микроскопом образы двух врагов, «русских» и «немцев», подробнее проанализировать разные национальные характеры, влияющие на те или иные действия или реакции. Тут терпеливая, неприхотливая, сердобольная, не пьянеющая, но вместе с тем вспыльчивая душа русского народа, там – педантичные, предпочитающие научный подход, правильные, по-прусски вымуштрованные немцы[24]. Ещё более интересны взаимные наблюдения и размышления представителей интеллигенции, основывающиеся как на национальных характерах, так и на мнимых интеллектуально-философских притязаниях противоположной стороны: пангерманизм против панславизма, организованность против необузданной силы[25].

Немцам нравятся авторы, писавшие о русской душе, – такие, как Фёдор Достоевский, а ещё больше Лев Толстой; они проявляют интерес к музыке Петра Чайковского, к вечной «Песне донских казаков» («Donkosakenlied» – название популярного западногерманского фильма конца 1950-х годов), к гортанному голосу Ивана Реброва или к трогающему до слёз, но всё же антикоммунистическому «Доктору Живаго» Бориса Пастернака, льстившего русской душе. Всё это находило своё отражение и во времена масштабного противостояния, наслаивалось на текущие идеологические и политические конфликты.

Не в последнюю очередь следует отметить и заимствования, сделанные у противоположной стороны силами, выступавшими за политические изменения, модернизацию своего общества. Это были силы как из левого, так отчасти и из правоконсервативного лагеря. Они наблюдали за всеми переломными периодами и сторонниками этих перемен в другой, не такой уж далёкой стране. Этот взгляд в историю возвращает нас во времена до XIX века – времена Ганзейского союза и орденских рыцарей, завладевших землёй на Востоке. Необходимо вспомнить и об «окне в Европу», которое считали необходимым для своей страны Пётр I и Екатерина II, о приглашении в Россию немецких ремесленников и крестьян. Русское служилое дворянство зачастую пополнялось из числа немцев и остзейских немцев, поэтому социальные конфликты в России снова и снова – в том числе в период Первой мировой войны – подогревались германофобией. В то же время обе страны предоставляли убежище тем, кто бежал от социальных и политических конфликтов и войн.

Всё это подтверждает, что рассмотрение национальных характеров, культур и духовных устремлений, без сомнения, важно. Но, когда речь заходит о таких крупных исторических конфликтах, как те, что начались после 1914 года, одного такого подхода оказывается недостаточно. Критики скажут, что национальный характер относится скорее к области фольклора, его изучение связано с действием по наитию и толкованию наугад. Но помнить о нём важно, когда необходимо учитывать мысли, действия людей, элит и масс.

Однако исторический опыт доказывает, что, приписывая объекту какие-либо свойства, можно легко манипулировать представлениями о нём: только что был добродушный – а теперь жестокий русский. Была величественная ширь русской степи – стала бесконечная дорога в плен или из плена…

В этой книге говорится о ключевых событиях в немецко-российско-советской политике, вписанной в более широкий глобальный контекст[26]. В конце XIX – начале XX века ведущую роль в Европе играли Великобритания и Франция, а с окончанием Первой мировой войны на первый план вышел игрок, имеющий решающее значение и сейчас, – Соединённые Штаты. Влиятельный американский политолог польского происхождения, советник президентов и временный глава Совета по национальной безопасности Збигнев Бжезинский в 1990-е годы разрабатывал стратегические сценарии мира, в котором будет доминировать одна держава, США. Даже после победы в холодной войне обеспокоенный взгляд Бжезинского по-прежнему был устремлён на Россию и Китай. К его позиции действующий американский президент крайне серьёзно относится и сегодня.

Даже в 90-е годы несмотря на то, что Россия была крайне ослаблена, а её президент Борис Ельцин придерживался в основном прозападной политики, страх перед возрождением России преобладал. Чтобы этого избежать, нужно было не позволить России окрепнуть, держать её подальше путём западной интеграции бывших советских республик и восточноевропейских соседей и, по возможности, втянуть её в азиатские конфликты.

Уже тогда Украине отводилась особая роль. По словам Бжезинского, «Украина – новое и важное пространство на евразийской шахматной доске, геополитическая ось вращения и центр тяжести, поскольку одно лишь её существование как независимого государства способствует преобразованию России. Без Украины Россия больше не является евразийской державой. Тем не менее она может стремиться к статусу империи, но тогда, вероятно, станет преимущественно азиатским государством, вовлечённым во все мучительные конфликты с бунтующими жителями Центральной Азии, не желающими мириться с утратой недавно обретённой независимости своих стран и получающими поддержку от других исламских государств на юге»[27].

Бжезинский считал, что любая демократизация и экономический рост России при поддержке Запада неблагоприятны для США, поскольку всё это, как полагал стратег, вновь подстегнёт великодержавные амбиции России и позволит ей конкурировать с западным миром, а точнее, с Соединёнными Штатами.