Немецкая машина футбола - [4]

«Мне немного смешно, когда я это слышу», – говорит Оливер Бирхофф. Он не смеется, но скромная улыбка удовлетворения добавляет приятных ощущений Fleischpflanzerl, баварской версии гамбургера, который он поедает. Мы сидим в более чем тихом уголке загородного ресторана, полного семейных людей. Пятница, обеденное время, мы находимся в Ауфкирхене, на берегу Штарнбергер-Зе, что в тридцати километрах южнее Мюнхена. Школы уже опустели. Чуть вверх по дороге – место рождения Оскара Марии Графа, баварского автора XX века, который в своей книге Das Leben meiner Mutter («Жизнь моей матери») вел хронику политических и социальных перемен, охвативших этот регион со времени объединения Германии в 1870-м до прихода к власти нацистов шестьюдесятью годами позже. (Бирхофф читал эту книгу. «Приходится читать, если живешь здесь», – говорит он.) Граф принимал участие в провалившейся коммунистической революции 1919 года, породившей собственную разновидность шанди, до сих пор пользующуюся популярностью: смесь пшеничного пива с лимонадом под названием Russn (русский); напиток назвали так в честь революционеров из рядов Красной Армии, которые, отсиживаясь в пивном погребке, разбавляли напиток для того, чтобы сохранять ясную голову перед надвигающейся бессмысленной и беспощадной перестрелкой. Позднее, уже живя в изгнании в Нью-Йорке, Граф упрямо отказывался снимать с себя ледерхозе. Быть баварцем – значит иметь особый склад ума, обладать укоренившимся чувством самоудовлетворенности и комфортно чувствовать себя в своей собственной шкуре, а не мечтать о чужой. Менее везучие германские племена часто путают это с самодовольством.

Мюнхен называет себя, конечно, лукаво подмигивая и слегка подталкивая вас локотком, «самым северным городом Италии». Близлежащие озёра, расположение у подножия Альп, стиль жизни, в котором ценится семья, вкусная еда и терпимость: все это в сочетании делает баварскую столицу и ее окрестности пунктом назначения для тех, кто хочет урвать кусочек la dolce vita в пределах границ страны.

Многие бывшие футболисты поселились около Штарнбергер-Зе, включая и самого Бирхоффа, который приехал сюда после завершения успешной карьеры в итальянской Серии А, где он выступал за «Удинезе» и «Милан». Он забил «золотой гол», принесший Германии победу в финале Евро-96 на «Уэмбли», но, будучи сыном человека из зажиточной семьи – его отец был директором крупной энергетической компании – и игроком, чей настоящий прорыв случился лишь после переезда за границу в возрасте 23 лет, он не очень-то соответствовал образу народного героя. Как раз наоборот на самом деле. В статье, напечатанной в Der Spiegel в апреле 2006-го, отмечалось, что красноречивый генеральный менеджер национальной сборной, всегда одетый по последней моде и аккуратно подстриженный, «не был похож на футболиста». Ему не хватало того, что немцы именуют «Stallgeruch» — «запаха конюшни», если переводить дословно, «родословной» Бундеслиги, говоря иными словами. Четырьмя годами позже Die Zeit сочувственно назвала его статус в немецком футболе статусом «инородного объекта». «В консервативном окружении футбольного мира он всегда был посторонним», – заключала газета.

В начале его десятилетнего срока пребывания на посту главной задачей Бирхоффа было исполнение роли посредника между тогдашним тренером сборной Юргеном Клинсманном, пылавшим почти что революционным жаром, и нерешительными охранителями немецкой игры из числа представителей клубов и Немецкого футбольного союза (DFB). Как только Йоахим Лёв взял бразды правления в свои руки в 2006-м, Бирхофф вошел в образ «плохого парня», как он говорит, и исполнял эту роль в регулярных столкновениях с ancien régime[2] по вопросам организационного характера.

Освещение событий в Южном Тироле в негативном свете затронуло и его тоже. Репортажи из Италии сообщали о катастрофе, которую допустил Бирхофф, критиковали его за непозволительное высокомерие, глупость и неистовый торгашеский дух, которые, смешавшись, привели к ужасающим последствиям.

«По правде говоря, работа тренировочного лагеря прошла идеально, – говорит Бирхофф, – если оставить за скобками трагический инцидент». Бирхофф и два гонщика посетили тяжело травмированного мужчину в госпитале, но на команду эта история никак не повлияла, утверждает он. «Водительские права Лёва, случай с Гросскройцем и этот инцидент – ни одно из этих событий не отразилось на национальной команде. Внутри команды никаких конфликтов не было. Вспоминая Евро-2012, я думал, что должен был разжечь какой-нибудь пожар, атаковать кого-нибудь, дать СМИ информационный повод. Им там было очень скучно, потому что ничего не происходило. В Южном Тироле им было о чем писать, а команда тем временем могла спокойно и сосредоточенно работать. Более поздний приезд Лама и Нойера тоже был кстати, потому что у них было время прочистить голову. Внутренне мы все были очень спокойны. Я бы сказал, что ситуация напоминала мне первые дни зимы: за окном вдруг стало очень холодно, но внутри уже включили отопление. Нам было тепло и комфортно, мы всем были довольны. Ни у кого из нас никогда не было ощущения, что [тренировочный лагерь] может поставить под угрозу всю подготовку». Потеря командой Ройса была очень значимой в плане мастерства игрока, к тому же форвард «Боруссии» был на пике формы, но никаких сомнений относительно восстановления Лама и Нойера в срок у команды не было, добавил он.