Немец Гарри - [3]

Мы громко поприветствовали его, но он не отозвался.
He was a man of over seventy, very bald, hatchet faced, with a grey beard, and he walked with a roll so that you could never have taken him for anything but a seafaring man.	Этому человеку было уже за семьдесят. Он почти облысел, лицо у него было вытянутое, с острыми чертами; в бороде заметна была проседь. Ходил он вразвалочку, и трудно было не признать в нем старого морского волка.
His sunburn made his blue eyes look very pale and they were surrounded by wrinkles as though for long years he had spent interminable hours scanning the vacant sea.	На потемневшем от загара лице голубые глаза казались совсем блеклыми; их окружала сеть морщин, наводившая на мысль о том, что этот человек долгие годы вглядывался в пустынное море.
He wore dungarees and a singlet, patched, but neat and clean.	Одет он был в грубые полотняные штаны и такую же фуфайку, чистую и опрятную, хотя и заплатанную.
The house to which he presently led us consisted of a single room with a roof of corrugated iron.	Хибара, куда он вскоре нас пригласил, была крыта рифленым железом.
There was a bed in it, some rough stools which he himself had made, a table, and his various household utensils.	В единственной комнате стояли кровать, топорные самодельные стулья, стол и кое-какая кухонная утварь.
Under a tree in front of it were a table and a bench.	Под деревом, росшим у входа, стоял еще один стол, а рядом с ним - скамейка.
Behind was an enclosed run for his chickens.	За домом был небольшой загон для кур.
I cannot say that he was pleased to see us.	Не могу сказать, что этот человек был рад нас видеть.
He accepted our gifts as a right, without thanks, and grumbled a little because something or other he needed had not been brought.	Подарки он принял как должное, не поблагодарив за них, и даже немного разворчался, не найдя среди них чего-то такого, в чем он нуждался.
He was silent and morose.	Вообще же он был молчалив и угрюм.
He was not interested in the news we had to give him, for the outside world was no concern of his: the only thing he cared about was his island.	Новостями он не интересовался - кроме его островка, остального мира для него не существовало.
He looked upon it with a jealous, proprietary right; he called it "my health resort" and he feared that the coconuts that covered it would tempt some enterprising trader.	К владениям своим он относился ревностно, чувствуя себя собственником; островок называл "мой курорт" и опасался, что здешние заросли кокосовых пальм привлекут внимание какого-нибудь предприимчивого торговца копрой.
He looked at me with suspicion. He was sombrely curious to know what I was doing in these seas.	Меня он тоже встретил подозрительно и спросил угрюмо, чем это я занимаюсь в этих краях.

He used words with difficulty, talking to himself rather than to us, and it was a little uncanny to hear him mumble away as though we were not there.	Он с трудом подбирал слова; казалось, старик обращался скорее к самому себе, чем к нам. Жутковато было слышать, как он что-то бормотал себе под нос, славно нас в комнате вовсе не было.
But he was moved when my skipper told him that an old man of his own age whom he had known for a long time was dead.	Но все-таки и его проняло, когда шкипер поведал ему о кончине одного его старого знакомца и сверстника.
"Old Charlie dead-that's too bad.	- Старик Чарли умер... Как это ужасно!
Old Charlie dead."	Старик Чарли умер...
He repeated it over and over again.	Он повторял эти слова снова и снова.
I asked him if he read.	Я спросил, читает ли он что-нибудь.
"Not much," he answered indifferently.	- Почти нет, - ответил он безразлично.
He seemed to be occupied with nothing but his food, his dogs and his chickens.	Похоже было, что, кроме еды, собак и кур, его не интересовало больше ничего.
If what they tell us in books were true his long communion with nature and the sea should have taught him many subtle secrets.	Если верить тому, что пишут в книгах, многолетнее общение с природой и с морем должно было открыть ему многие сокровенные тайны.
It hadn't.	Но этого не случилось.
He was a savage. He was nothing but a narrow, ignorant and cantankerous seafaring man.	Он как был, так и остался дикарем, тупым, бранчливым, невежественным морским бродягой.
As I looked at the wrinkled, mean old face I wondered what was the story of those three dreadful years that had made him welcome this long imprisonment.	Глядя на его мало приятное сморщенное лицо, я гадал, что же такое случилось за те три ужасных года и заставило этого человека обречь себя на долголетнее одиночество.
I sought to see behind those pale blue eyes of his what secrets they were that he would carry to his grave.	В его блеклых голубых глазах мне хотелось прочесть разгадку тайны, которую он унесет с собой в могилу.
And then I foresaw the end.	Я попытался представить себе, каким мог бы быть его конец.
One day a pearl fisher would land on the island and German Harry would not be waiting for him, silent and suspicious, at the water's edge.	Однажды на остров высадится какой-нибудь ловец жемчуга, но на берегу у кромки воды его не встретит молчаливый и подозрительный Немец Гарри.