Немая - [11]

— Да! — облегчённо выдохнула собеседница. — Снидай и иди туды за мотузкой. Возьми кус, покажи тётке Арине, она тоби другий моток даст. Зразумила?

Усердно закивала. Конечно, поняла. Схожу, мне нетрудно. Спуститься с нашего бугра, перейти по мостику через речку и подняться к околице деревенской.

Хозяйка тоже кивнула облегчённо, но, открыв дверь в сени, спохватилась:

— Куценя здесь оставь. В сенцах замкни, — на мой недоумённый взгляд объяснила. — Песы в деревне порвут.

Вздыхаю, но соглашаюсь, понимая, что совет разумный.

«Пых, ну не могу я тебя с собой взять. Там собаки страшные и большие. Они нас с тобой обоих съедят, — который раз внушала питомцу, но тот продолжал жалобно скулить, не желая оставаться запертым в сенях. — Давай я тебя вот сюда посажу, — хлопнула по широким перилам крыльца. — Ты будешь меня видеть. Дойду до того дома с птицами, возьму верёвку и назад пойду. Встретишь меня у мостика на нашей стороне. Договорились?»

Зверёк, наклонив голову, внимательно выслушал моё предложение. Вздохнул, но скулить перестал. Согласился на компромисс.

Как же хорошо быть юной девчушкой, летним днём отпущенной прогуляться одной! Бегу под горку, вдыхая встречный ветер, наполненный ароматом цветов, трав и свободы. Длинная коса в такт шагам постукивает по спине, мягкие подошвы оберегают ноги от камушков и колючек, юбка с запахом не стесняет движения. Всё это вселяет в душу безотчётную радость и надежду, что всё будет хорошо.

Запыхавшись от быстрого бега, в горку поднималась медленно. На полпути повернулась к дому бабки Марыси и помахала рукой. Отсюда Пыха я не видела, но знала, что он беспокоится обо мне. Наша удивительная связь с найдёнышем даёт возможность чувствовать друг друга. Я всегда точно знаю, где уснул заигравшийся зверёк, как и он находит меня в любом уголке двора или огорода.

Аисты, увидев чужого человека, устроили на крыше шум. Клекотали, щёлкали клювами, хлопали крыльями. Не дойдя до нужной мне калитки, я остановилась. Всё же это не воробьи, а большие птицы. Спланируют разом, тюкнут по макушке по очереди своими длинными клювами, и останется Пых сиротой.

Но, услышав шум, на крыльцо выскочила хозяйка дома тётка Арина. Дородная красавица лет сорока. А может, меньше. Кто их тут поймёт? Вытирая мокрые руки передником, подошла к калитке.

— Шо трэба?

Поклонилась учтиво, как младшая старшей, и показала огрызок верёвки.

— Ты за мотузкою, шо ли? — уточнила она, с любопытством и вниманием разглядывая меня с головы до ног. — Бабка Марыся послала?

Кивнула, подтверждая обе догадки. Слухи в деревне быстро распространяются. Несмотря на то, что я в село пришла первый раз, люди меня уже видели. К нам во двор часто гости заходят. Кто за травой для отвара, кто за настойкой лечебной. Да и сама бабка Марыся чуть не через день в деревню ходит. То роды принять, то рану зашить, то вывих вправить. Знахарка моя хозяйка или травница. А может, колдунья. Кто знает.

— Почекай, я зараз, — сказала Арина и крикнула куда-то во двор: — Петро, слышь, Петро? Швидко неси виток мотузки сюды. Тут дивчина гарна чекае.

Откуда-то из сарая выглянул взъерошенный парень, зыркнул на нас и скрылся. Ещё через пару минут вышел, неся на плече моток крапивной верёвки. Это они называют моток? Да он весит чуть меньше меня. Парень и тот плечо скосил под тяжестью, а я-то как понесу?

Непроизвольно сделала шаг назад. Петро, заметив мой страх, усмехнулся.

— Я поможу, — спокойно сказал, поправил ношу и вышел за калитку, предупредив мать. — Мамо, я скоро.

И пошагал под горку. Вздохнув облегчённо, ещё раз поклонилась тётке Арине и чуть ли не в припрыжку побежала за парнем.

Пётр шагал неторопливо, время от времени поправляя тяжёлый груз. Интересно, сколько ему лет? Высокий, крепкий. Вон какая спина широкая. Лет семнадцать, наверное, может, немного меньше. Скоро женить будут. Дети в деревнях быстро взрослеют. В интернете писали, что незабвенному Сусанину, когда поляков водил, было тридцать два года, а замужней дочери его шестнадцать стукнуло.

— Тэбе як звуть? — прервал мои размышления Петро.

Пожала плечами. Ведь я действительно не знаю имени своего. Ни из прошлой жизни, ни из этой. Даже странно, что это меня никак не заботило. Баба Марыся «дэтиной» кликала. Мать провожатого «дивчиной» назвала. Да и толк какой был бы от того, что имя своё знаю — сказать всё равно не смогу.

— В сели балакают, шо ты нима. Правда, шо ли? — парень остановился. Не то передохнуть захотел, не то поболтать.

Кивнула — да, немая.

— А рокив тоби зараз скильки? — продолжал выспрашивать меня провожатый.

Показала растопыренные ладошки и еще два пальца.

— У-у-у-у! Так ты не мала зовсим, — смесь удивления и радости на лице парня перешла в решимость. — Слухай сюды. Ты мене дюже подобатися*. Я тэбе и у реки бачив, и у поли. — Видя, что я не понимаю, смутился слегка, но продолжил более решительно: — Люба ти мене. Пийдешь за мене?

*Подобатися — понравилась.

Это что, граждане? Он меня сейчас замуж позвал, что ли? Но мне же всего двенадцать лет. Извращенец и педофил! Стояла, глазами хлопала на столь неожиданное предложение.

— Дивки у сели доросли, як коровы, — и руками показал, где у односельчанок всего много. — А ти як тростиночка. Худесенька, малэсинька… Так и хочится на руках носить. Ти не бийся, я не буду тэбе обижати. Пийдешь за мене?