Нелюбовь - [44]

Немного повзрослев, начав более критично воспринимать происходящее, Люся внезапно поняла, что отъезд брата и сестры был напрямую связан с их матерью Тамарой. За все эти годы та ни разу не попыталась вернуть Дину в семью, хоть Люся тысячу раз просила ее об этом. Это была ее единственная просьба, которую Тамара откровенно игнорировала. Зато во всем остальном Люся не знала отказа.

Было еще кое-что, что с годами стало напрягать Люсю все сильней. Раньше она как-то не особо обращала на это внимание, считала за комплимент со стороны мамы, но теперь… Как же ее достало, что мать постоянно сравнивает ее с отцом! Умиляется, что Людмила походит на Петю: те же глаза, волосы… Но только не характер!

Пока Люся была маленькой, подобные сравнения с папой льстили девочке, но стоило ей подрасти… Она поняла простую истину: абсолютная любовь матери к ней связана не с самой Люсей, а лишь с ее отцом – Петром. Именно его отражение каждый раз видела в ней Тамара. И любила она в первую очередь это отражение, а уж потом – саму Люсю. Самое обидно было то, что мать, с самого начала создав себе образ идеальной Петиной дочки, не хотела замечать то, какая Люся была на самом деле. И это бесило девчонку. Ведь, что греха таить, может, внешне Люся и походила на отца, но в душе, по характеру была копией Тамары, которая в свое время изрядно потрепала нервы матери в подростковый период.

То же самое со временем стала проделывать и сама Люся.

Начиная лет с четырнадцати Людмиле все чаще и чаще стал сниться один и тот же сон. Он не был кошмаром, но от этого было еще хуже… Сон, наполненный неизъяснимой тоской. Каждый раз во сне Люся бежала по заснеженному кладбищу к могиле отца, куда ее в детстве чуть ли не каждую неделю таскала за собой Тамара, пока сама девочка не устроила бунт на корабле, отказавшись ходить на могилу, которую всегда ненавидела. И вот она снова и снова стоит возле нее – что-то кричит отцу, доказывает ему, что он не прав, что так рано ушел. Что ему надо было остаться с матерью и тогда бы Тамара не душила ее, Люсю, своей слепой любовью. И она бы не была для мамы отражением своего отца! Постепенно Люсин крик переходил в плач. Злость, боль, сменялись отчаянием и безысходностью.

Ведь это так страшно, когда тебя не видят. Ты словно живое привидение – отражение другого человека. Но не ты сама. И это очень злило Люсю.

Сначала это был просто эксперимент. Одна дурацкая выходка – мелкое хамство, за которое бы точно попало от родителей ее подругам. Но мама закрыла глаза. Простила, даже не потребовав извинения. Затем были сигареты. Люсе сошло с рук и это. Ведь Петенька тоже курил! Она даже в этом похожа на папу – умилялась мать. Затем – первая бутылка пива, первая «дурная компания». И это в четырнадцать лет. С рук сходило все! Это пугало и окрыляло. А в случае с Люсей еще и доставляло боль. В душе девочка понимала, что это ненормально: любить ребенка вот так безусловно только потому, что дочке «подфартило» с правильным папой, в то время как Динку мать всю жизнь шпыняла за мельчайшую погрешность, – это Люся тоже помнила очень хорошо.

И она мстила. За себя, за Динку, за Сашу… За их разрушенную семью. Мстила с упоением и знанием дела, каждый раз выкидывая все круче номера.

И это все снова и снова сходило ей с рук. О, если бы Тамара только знала, как ее слепая любовь к младшей дочери задевает, обижает Люсю. Хоть бы раз мать попробовала жестко поставить Люсю на место, доказав тем самым, что ей по-настоящему не плевать на младшую дочь. Но куда там!

Вместо того чтобы поставить зарвавшегося подростка на место, отчаявшаяся Тамара пыталась всячески задобрить Люсю. Задаривала подарками, не критиковала, позволяла делать все, что душе угодно. И это незамедлительно сыграло с девочкой злую шутку. Из милого, открытого ребенка к двадцати годам Люся превратилась в избалованную, истеричную, инфантильную стерву, убежденную, что все ей должны и обязаны. Назло матери связалась с дурной компанией, рано закрутила роман с первым хулиганом в поселке – с тем самым Федором, сыном военкома. Этого от Люси никто не ожидал, включая мать.

Федора нельзя было назвать капризом в жизни Люси. Она испытывала к нему очень яркие чувства; как она считала – любовь. Но не ту, созидающую, греющую, а наоборот: эгоистичную, разрушающую все на своем пути, сжигающую дотла.

Это пугало Тамару, которая уже отчаялась привести Люсю в чувство. Она сулила дочке хорошие деньги, даже предлагала поехать учиться в Москву, но Людмиле был нужен только Федор. Правда, она сама ему была не нужна.

Чувства Люси вряд ли можно было назвать взаимными. Девчонка, конечно, привлекала Федю. Яркая, фигуристая, самоуверенная, никогда не лезла за словом в карман. Но самой «эрогенной» зоной Люси все же были деньги ее матери. Тамара до сих пор занимала хороший пост на заводе, входила в руководящий состав, имела неплохие накопления, в то время как отца Феди несколько лет назад уволили с должности военкома за взятку. Был скандал, после которого найти нормальную работу у папаши так и не получилось. Сам Федя работать не любил, поэтому и предпочитал сначала жить за счет родителей, а затем – за счет Люси, которая абсолютно наглым образом клянчила «бабки» у матери. И Тамара ей безропотно их давала, искренне веря, что ее «доченька» не способна потратить их на что-то плохое. Но, как говорится, сколько веревочке ни виться…