Нелли. Тайна серых теней - [56]

Его семья жила в квартале богачей, сделавших свое состояние на рыбных поставках. Эти люди отличались плавной и важной походкой, дородностью тел и прозрачными равнодушными глазами, за что получили прозвище «медузы».

Мальчик на «отлично» учился в начальных классах, понятное дело, не без помощи заискивавших перед его родителями учителей. Но, надо признать, достоинством это не считал, никогда оценками не хвалился. Чем заслужил спокойную школьную жизнь без «пристального внимания» сверстников, иногда довольно болезненного, а порой и жестокого.

Он охотно участвовал в сработанных на скорую руку школьных спектаклях, которые все называли «аллергиями». Учительница музыки, выталкивая несчастных сопливых актеров на сцену, всегда приговаривала: «Аллегро, дети, аллегро!» И несуразно одетые артисты – гамлеты в колготках, снежные королевы в простынях, пираты с усами из пакли – выходили, думая лишь о том, как отчитать роль и поскорее слинять, чтобы присоединиться к задним рядам, где стоял гвалт, шум, хохот и царила свобода.

Мальчик с черными глазами подходил к своей роли ответственно, не только всегда был чисто и точно по роли одет, но вещал со сцены с чувством и пылом, словно был уверен в том, что это самый важный спектакль в его жизни. Войдя в возраст, в котором взрослые начинают вслух оценивать детей, все пришли к выводу, что это один из самых красивых мальчиков в округе. Марита влюбилась в него по уши. Она третировала подругу просьбами, от которых Нелли тошнило. Например, Нелли следила за ним, когда Марита по каким-то причинам не могла дежурить около его дома. Докладывала обо всех заговоривших с ним девчонках. Бросала в открытое окно его комнаты записки от Мариты.

Самой противной обязанностью Нелли было сопровождение предводительницы на свидания. Сначала та и ее возлюбленный ходили по городу, взявшись за руки. Нелли плелась за ними, борясь с нетерпимым желанием смыться. Потом стало еще хуже: Нелли нашли пару – прыщавого одноклассника Мариты, который умел только криво ухмыляться, плевать на три метра и самозабвенно ковырять в носу. Однажды предводительница прибежала к подруге вся в слезах. Это было так странно, что Нелли, жевавшая в этот момент кусок хлеба, не смогла его проглотить. Она так и выслушала стенания Мариты с набитым ртом.

«Договорились о встрече! – размазывая слезы, жаловалась обиженная взлохмаченная девочка, до этого дня носившая прозвище Стальная Змея. – Я стащила у матери туфли и помаду. А он так… Знаешь как заорал… „Чтоб ты сюда больше не смела приходить! Забудь дорогу!“ Схватил за руку так больно и швырнул прямо… в грязь. Я его ненавижу!»

Он действительно изменился. Стал угрюмым, злым и таким несносным в своих жестоких шутках, что отъявленные прогульщики и неукротимые озорники объявили его «психом», стали сторониться его и сваливать на его голову все грехи и преступления.

«Интересно, кто выбирает кандидатов на Замещение? Тех, кто будет замещен, и тех, кто будет замещать?» – подумала Нелли, отбросила воспоминания, притормозила и снова пристроилась к Цицерону.

– Почему именно Руф решал, можно мне остаться или вернуться?

– Руф сбежал из Лабораториума и хорошо…

– Я помню – «хорошо знает людей». И так далее. Почему вообще возник такой вопрос?

– За тебя просил Корнелий, – нехотя признался Цицерон. – Он уговорил Совет декурионов отправить тебя к Руфу, чтобы подтвердить твою исключительность.

– Корнелий? – Нелли пропустила слово «исключительность», ее удивила забота следопыта. – Он… просил?

Цицерон только тяжело вздохнул.

– А почему он повел меня к фламинам? – возмутилась Нелли. – На верную смерть!

– Это было требованием декурионов. Сначала отвести к фламинам, потом – к Руфу. Если бы ты не выжила… – Цицерон замолчал и остановился. – Нелли! – продолжил он, когда Нума, бежавший впереди, удалился на приличное расстояние. – Я знаю, ты сейчас все обдумываешь, вопросов у тебя до неба и много сомнений, но поверь: мы тебе не враги. Ни я, ни Корнелий, ни Руф.

– И что же Руф, который мне не враг, написал декурионам? – вызывающе громко поинтересовалась Нелли.

– Я не знаю! – раздраженно закончил разговор Цицерон и побежал вперед.

– Все ты знаешь, заговорщик ушастый, – шепотом произнесла Нелли ему вслед и не тронулась с места.

«Никуда не пойду! Буду стоять здесь, пока мне не скажут, куда ведут», – решила Нелли. И для большей уверенности села на задние лапы.

Теплая ночь постелила себе по пригоркам постель из мягких шалей, завесила плотной серой кисеей деревья и разлеглась ленивой хозяйкой помечтать и посчитать яркие звезды.

Подняв голову к небу, в россыпи сияющих точек Нелли нашла созвездие, до недавнего времени бывшее Большой Медведицей, а теперь – какой-то древней крысой.

«Что делается? – думала она. – Живешь-живешь, никого не трогаешь, а тут – шарах, и весь мир перевернулся с ног на голову. Точнее, с ног на лапы. И по башке вдогонку. А потом еще раз. Чем все закончится?»

Воображение услужливо нарисовало картину пребывающего во власти грызунов порабощенного человечества. Причем Нелли довольно убедительно увидела себя прародительницей с кучей крысят в лапах. Потом она вспомнила, ярко и больно, город в огнях, к которому живым ковром двигались миллионы озлобленных, голодных крыс. Нелли различила в этом потоке злорадно улыбавшуюся Аврору, исходившего слюной Варрия, обреченно плетущихся Цицерона и Нуму. Заметила и себя, вынужденную двигаться вместе со всеми, потому что так надо, и попробуй не пойди. Только следопыт не вписывался в этот кошмар: его глаза, слишком умные и внимательные, слишком человеческие, портили нарисованный воображением Нелли образ. Такая крыса, как Корнелий, вряд ли поддастся общей ярости.