Нэлли - [46]
— Да, мы остаемся, — подтвердил Томсен. — Мне очень грустно расставаться с вами, но ничего не поделаешь: нужно довести до конца труды бедного Стефансена и доставить его коллекции в Норвегию.
— Надеюсь, что мы увидимся в Советской России, — заметил Дик.
— Даже наверное! — улыбнувшись, сказал доктор. — Я непременно приеду в Москву. Это моя мечта…
Солнце огромным красным шаром спускалось к горизонту. По спокойным водам бухты, словно стаи белых лебедей, скользили парусные лодки. Красивые берега Японии, окутанные как бы в ярко-зелёный плащ, были озарены огненным закатом.
Нэлли не могла оторвать своих глаз от открывшейся перед нею картины, и девочке казалось, что не только маленькие японцы, но и порозовевшие облака, и зеленовато-синее море, и эти крохотные домики на берегу, — все теперь приветливо ей улыбается.
— Катер у трапа, товарищи! — раздался громкий голос Дика.
Юнуска арбакеш
Арбакеш — узбекский извозчик
I. НА АРБЕ
Тяжело живется Юнуске.
Вот уже 12 лет занимается он извозом, а все на нем тот же старенький рваный халат, пропитанная потом тюбетейка, да стоптанные, неуклюжие сапоги.
Головы своей и то не может побрить Юнуска, как это делает каждый правоверный мусульманин. Денег нет для этого у бедного узбека.
С завистью посматривал он со своего седла на других арбакешей.
«Ишь, какие на них халаты красивые с красными и зелеными полосами, в шелковые даже некоторые нарядились», думал он.
— Эй, сторонись! — раздался голос за спиною Юнуске, и он, свернув в сторону, невольно оглянулся.
Новая чистенькая арба, мерно переваливаясь на своих двух огромных колесах, обгоняла его.
Красивая серая лошадь шла мелкою рысью, покачивая на своей спине молодого арбакеша, распевавшего веселую песню.
Под плетенкой па обгонявшей Юнуску арбе сидели четыре купца в нарядных халатах.
На головах у этих седоков были накручены огромные чалмы, сделанные из тонкой белой кисеи.
Трое из них, с длинными седыми бородами, о чем-то оживленно разговаривали, а четвертый — молодой, вероятно, слуга, почтительно сидел у самого края экипажа.
На его чисто выбритой голове пестрела вышитая разноцветными шелками тюбетейка. Лица этих пассажиров казались сытыми, довольными.
«Наверное, на базар везет этих боев, счастливец», грустно подумал Юнуска; и вдруг ему сделалось так тяжело на душе, что он, глубоко вздохнув, остановил свою утомленную лошадь, спрыгнул с седла на землю и стал осматривать разваливающуюся арбу[13].
«Вот, кабы были деньга, — рассуждал он, — давно бы куши я себе новую арбу; разве наймет тебя порядочный пассажир, когда и колеса уже расшатались, а солнце печет через прорванную покрышку. Да и лошадь следовало бы переменить, — эта уже стара, слаба, ишь, стоит, словно сонная».
«Много, много денег надо на все это», со вздохом подумал арбакеш, а как взглянул на свой покрытый заплатами халат да рваные сапога, то только махнул безнадежно рукой.
— Ну, поедем дальше, — обратился Юнуска к своему гнедому работнику. Он снова уселся в седло и, упершись в толстые оглобли своими изодранными сапогами, подумал:
«Продам-ка я свою саклю, а, пока не обзаведусь новым домком, отошлю жену к родителям, пусть им в хозяйстве подсобляет; а арбу справить необходимо, иначе с голоду пропадешь!»
Дорога тянулась вдоль узкой улицы большого узбекского города.
Справа и слева высились глиняные серые дувалы, за которыми скрывались дома, называемые в Туркестане саклями.
Только огромные деревянные ворота поднимались то справа, то слева над глиняными заборами.
Каждый дом был окружен тенистым садом со множеством фруктовых деревьев, между которыми журчали арыки.
Был март месяц, и абрикосовые деревья стояли, сплошь усыпанные бледно-розовыми цветами.
«А много в нынешнем году будет урюка, — подумал Юнуска, — хорошо тому, у кого большие фруктовые сады».
Все больше и больше стали попадаться навстречу нарядные арбы. Все чаще приходилось Юнуске сторониться и пропускать обгоняющих его арбакешей.
Наконец, он въехал в запруженную пестрой толпой улицу.
Справа и слева были расположены лавки с различными товарами, перед которыми стояла толпа покупателей. Купцы суетились. предлагая им свои товары.
В пестрых, цветных халатах, с чалмами на головах или в щегольских тюбетейках чинно переходили от одной лавки к другой узбеки.
Они спокойно выбирали нужную им вещь и начинали торговаться с хозяином. Тут были и женщины в своих серых халатах, скрывающих их с головою. Лица их были скрыты за черными волосяными покрывалами. Некоторые держали на руках грудных младенцев.
Вот, мерно покачиваясь, прошла вереница верблюдов, нагруженных огромными кипами прессованного хлопка. Маленькие ослики, семеня ногами, тащили на своих спинах огромных, по сравнению с ними, седоков.
Дервиши (монахи) в остроконечных шляпах и рваных халатах, с большими посохами в руках, громко галдели, напевая священные стихи из корана.
В одном углу базара, весь в язвах, с растрепанными отросшими волосами, кричал дивана (сумасшедший), взывая о помощи к правоверным.
Под большими навесами, накрытыми грубым холстом и плетенками из камыша, были устроены возвышения, напоминающие огромные четырехугольные кровати.
