I. На пути к Гавайским островам
Большой американский пароход «Игль», разрезывая стальным корпусом зеленоватые волны, приближался к Гавайским островам. Стояло прохладное мартовское утро. Резкая красноватая полоска, отделявшая на востоке воду от земли, предвещала близкий восход солнца.
На фоне бледно-голубого безоблачного неба виднелось множество летающих чаек. Иногда некоторые из них вдруг срывались из воздушного пространства и с головокружительной быстротой падали в воду, схватывали рыбу, показавшуюся на морской поверхности, и с криком исчезали.
На палубе парохода все было спокойно. Пассажиры еще спали, и только э рубке через большие стеклянные окна можно было видеть двух рулевых и дежурного помощника капитана.
На передней мачте в высоко подвязанной к ней корзине сидел наблюдающий матрос и смотрел в большую подзорную трубу. Не спала также дежурная машинная команда. О ее работе говорили черные клубы дыма, валившие из трех гигантских труб, да равномерное постукивание машины.
На палубе показались два человека. Беззвучно поднялись они по широкой лестнице, ведущей из кают второго класса, и направились к носовой части парохода.
Один из них был высокий, стройный, черноволосый человек с гладко выбритым лицом. По надвинутой на лоб форменной фуражке, скрывавшей своим козырьком черные проницательные глаза, в нем сразу можно было узнать моряка, принадлежащего к пароходному экипажу. Другой, с коротко подстриженной русой головой, в дорожной кепке, несмотря на свой большой рост и крепкое сложение, казался почти мальчиком. Его серые грустные глаза были воспалены, по-видимому, от проведенной без сна ночи.
Бодритесь, Петр, положение вашей сестры не так опасно, как это мне показалось вначале. Дело идет на поправку, — сказал моряк.
— Вы уверены, доктор? — спросил юноша.
— Совершенно так же, как в том, что сегодня в два часа мы будем в Гонолулу, — ответил моряк. — Еще вчера я боялся, что у Нэлли воспаление легких. Это очень серьезная болезнь, лечить которую в пути крайне трудно, — сказал он, останавливаясь возле своей каюты.
— Зайдите ко мне, — пригласил он юношу, распахнув дверь.
Петр вошел в просторную комнату. Койка, стол, полка, заставленная книгами, умывальник с зеркалом и стенной шкаф для платья составляли ее убранство.
— Садитесь, — пригласил своего гостя доктор.
Затем он взял толстую тетрадь, перелистал несколько страниц и сказал:
— Мы оставили берега Соединенных Штатов первого марта.
— Да, — подтвердил юноша, — «Игль» вышел из Сан-Франциско в ночь с первого на второе марта.
— Сегодня у нас восьмое марта, ре так ли? — продолжал доктор. — Буря, во время которой простудилась ваша сестра, задержала нас в море ровно двое суток. Вы не домните, когда девочка почувствовала себя плохо?
— Нэлли стала жаловаться на головную боль и колотье в правом боку на следующий день после бури; это было на третий день нашего путешествия, — отвечал юноша. — Сначала я подумал, что у нее морская болезнь, что ее попросту укачало, но когда она стала жаловаться, что больно дышать, то я добежал за вами.
— И прекрасно сделали, — заметил доктор, — в этих случаях необходима немедленная врачебная помощь. Опоздай вы на несколько часов, вряд ли мне удалось бы спасти девочку от страшной болезни. Впрочем, своим спасением она обязана вам и вашей негритянке больше, чем мне; вы оба прекрасно ухаживали за больной. Ваша негритянка— настоящая сестра милосердия. Среди чернокожих редко можно найти такую прислугу, сказал доктор.
— Роза не прислуга, — возразил юноша, — она наш самый близкий друг и вполне заменяет мать как Нэлли, так и мне.
При этих словах доктор сделал презрительную гримасу.
— Но ведь она чернокожая! У нас в Америке негры могут быть только прислугой у белых, заметил он.
— Я не американец, — отвечал юноша.
— Ах, да, я и забыл, что в вашей большевистской стране этих черных животных считают за людей, — сказал доктор и засмеялся.
— Конечно, за людей, а то за кого же! — воскликнул юноша.
— Впрочем, это все равно, вы можете считать их за кого угодно у вас в России, а за пределами вашей страны я вам не советую называть негритянку своим другом и чуть ли не матерью, иначе может случиться то, что от вас начнут сторониться порядочные люди.
— Я этого не опасаюсь, — твердо отвечал юноша. — Кроме Розы, у нас не осталось ни одного близкого существа. Ведь у Нэлли, как и у меня, тоже нет ни отца, ни матери, — прибавил он.
— Разве эта девочка не ваша родная сестра? — удивился доктор.
— Нэлли не настоящая моя сестра. Я ее называю сестрой, но она носит даже другую фамилию. Меня зовут Петр Орлов, а фамилия Нэлли Келлингс.
— Она американка? — сдвигая брови, спросил доктор.
— Нет, она англичанка, — отвечал юноша.
— Англичанка, — повторил доктор Браун.
Лицо его сразу приняло серьезное выражение, брови сдвинулись, образовав складку над носом. Он медленным движением руки взял из стоявшего на столе ящика сигару, откусил ее острый конец, зажег спичку и начал закуривать.
— Так вы действительно едете в Москву? — после продолжительной паузы спросил доктор, — Для чего? Что вы будете там делать?
— Мы будем работать и учиться в России, отвечал юноша.
