Нелинейное будущее - [30]

Многолетние исследования психологов, принадлежащих к культурно-исторической школе Л.С. Выготского, показывают, что механизмы отражения эволюционировали в сторону возрастающего орудийного и знакового опосредования [Коул 1997]. В других научных школах собраны факты, демонстрирующие вторичные проявления этой исторической тенденции: внутренне усложняясь, психика, как всякая система, становилась более устойчивой по отношению к непосредственным факторам внешней среды.

З. Фрейд [1997] заметил, что духовный мир первобытности напоминает клиническую картину заболеваний у современного европейца, с навязчивыми идеями, неврозами и страхами. В последующем историки и психиатры подтверждали это наблюдение: многое из того, что сегодня считается психопатологическими проявлениями, нормативно для прежних эпох [Поршнев 1974; Молчанова, Добряков 2008]. Поучительны также параллели между способами мышления, мировосприятия, эмоционального реагирования, межличностных отношений, даже речевого поведения в современных уголовных группировках и в архаических или в традиционных обществах [Самойлов 1990; Яковенко 1996]. Социологами и историками замечено, что современные криминальные «бригады» сильно смахивают на средневековые дружины, описанные в исторической литературе. Н.И. Костомаров прямо сравнивал воинство князей «так называемого Рюрикова дома» с «шайкой удальцов, жадных к грабежу и убийствам» (цит. по [Бочаров 2001а, с.527]). Впрочем, это уже, скорее, материал к теме следующего параграфа, где обсуждается соотношение интеллектуального развития и ценностных ориентаций.

Не делая далеко идущих выводов, следует признать достаточно продуктивным и сравнение психики взрослых представителей ранних исторических эпох с психикой детей позднейшей эпохи. Помимо эмоциональных качеств, хорошо известны параллели между архаическим и детским мышлением – антропоморфизм (любое событие связывается с чьим-то намерением) и мифологическая апперцепция (собственные чувства, эмоции принимаются за свойства предмета); сопоставимы этапы интериоризации речи, становления образа «Я» и т.д. В специальной литературе бытует характерный термин «филогенетический инфантилизм». Чрезвычайная возбудимость, аффективность, быстрая смена настроений, сочетание жестокости с чувствительностью (истерики и обмороки при горестном стечении обстоятельств) – всё это свойственно ещё людям Средневековья [Хейзинга 1988; Арьес 1992; Шкуратов 1994]. Наблюдения такого рода обобщены в форме социогенетического закона: подобно тому, как человеческий плод в утробе воспроизводит стадии биологической эволюции (биогенетический закон), постнатальный онтогенез повторяет предыдущее развитие культуры (см. также §2.2.2.2)6.

Так вырисовывается ещё один, четвёртый вектор исторической эволюции – рост социального и индивидуального интеллекта. При этом, во избежание недоразумений, следует чётко различать такие психологические понятия, как интеллектуальная способность, интеллектуальная активность и когнитивная сложность. Они используются психологами при сравнительной характеристике мышления ребёнка и взрослого, ученика и профессионала, средних носителей различных культур и т.д. Между названными качествами имеются корреляции и зависимости (иначе не было бы ни индивидуального, ни исторического роста), но они не сводятся одно к другому.

Кто-то остроумно заметил, что для исследователя интеллектуального творчества шахматист представляет такую же находку, как для генетика – дрозофила. И различие между выделенными курсивом понятиями нагляднее всего иллюстрирует пример шахматной партии [Крогиус 1976]. Как показали специальные наблюдения, гроссмейстер выигрывает у разрядника не за счёт большей интеллектуальной активности и, возможно, не за счёт лучших способностей – молодой шахматист может со временем превзойти нынешнего соперника, – а за счёт того, что оперирует более крупными информационными блоками. Где малоопытный игрок вынужден просчитывать массу деталей, ходов и ответов, гроссмейстер «интуитивно» видит ситуацию, причём часто интуиция проявляется через механизм эстетических предпочтений. Динамический образ ситуации аккумулирует опыт поколений шахматных мастеров, освоенный через большой индивидуальный опыт. Результаты грандиозной умственной работы «в снятом виде» присутствуют при оценке обстановки, прогнозировании и принятии решений, даже если квалифицированный шахматист осуществляет эти операции полуавтоматически.

Укрупнение информационных блоков обеспечивается механизмами семантических связей. Установлено, например, что кратковременная память удерживает 72 элементов, причем это нормативное количество неизменно при предъявлении букв или слов. Но при фиксированной методике расчёта 7 слов, очевидно, содержат больше информации, чем 7 букв. Далее, вместо слов можно предъявлять короткие фразы, описывающие предметные образы, или каждое предложение (слово) может представлять хорошо известное испытуемому художественное произведение; специальная тренировка позволяет задействовать широкие ассоциативные отношения (мнемотехника) и т.д. Хотя элементный состав краткосрочной памяти ограничен, её информационный объём способен возрастать в очень широком диапазоне.