Нелепо женское правленье - [40]
— Странно, — пробормотала Ронни, всматриваясь в строку, ища скрытый смысл. Я отвлекла ее.
— Лучше бы это перевести как «раз это случилось, значит, это возможно». Неплохой лозунг для движения феминисток, согласна?
— Н-не знаю. Пожалуй, нет. Сначала все-таки возможность.
Я изъяла у нее листок и засунула его в карман брюк.
— История пестрит странностями, бесследно сгинувшими неиспользованными возможностями, многие из которых могли бы послужить новым началом.
Дискуссия отклонилась на Жанну д’Арк, королеву Елизавету, женщин, упоминавшихся в Новом Завете, Жорж Санд и заблудилась в тумане теории.
Вечером того же дня у нас состоялось занятие с Марджери. Мари впустила меня и принесла чай, избегая смотреть мне в глаза, но умудряясь, тем не менее, передать свое ко мне презрение, превосходство надо мною и общую неприязнь. Она каким-то образом забыла о том, что произошло с ее госпожой, запомнив лишь, что я ее обманула, унизила, а сама Мари вела себя при этом как последняя дура. Я внимательно изучала свои руки, пока горничная не разгрузила поднос и не закрыла за собой дверь. Тогда я повернулась к Марджери.
— Марджери, что случилось? И каким образом вы исцелились?
Она рассмеялась.
— И вы туда же? Мари полагает, что я была на краю гибели. Непонятно, с чего она это взяла. Ну, у вас-то больше здравого смысла, Мэри.
— А вы, стало быть, не были на краю гибели?
— Какой гибели? Я порезала палец о разбитое стекло и нечаянно испачкала лицо.
Она продемонстрировала мне левую руку, выставив вперед залепленный пластырем средний палец.
— Но рваное платье…
— Да, зацепилась о край книжной полки кружевом.
— А зачем же его жечь?
— Какая вы любопытная, Мэри. Не терплю я крови, вот и сожгла.
— Можно посмотреть на палец поближе?
Она слегка пожала плечами и сунула мне палец под нос. Я осторожно удалила пластырь. Порез глубокий, несомненно, от острого края стекла. И не было этого пореза на пальце в четверг.
Делать нечего, обсудить не с кем. Мари, единственная свидетельница происшествия, ориентирована на забвение. Зря я не захватила с собой Ронни. С ее помощью я могла бы добиться от Марджери ответа. Оставались лишь мои собственные глаза, а я уже начинала в них сомневаться. Я отпустила руку Марджери, и она замотала палец.
— Я благодарна вам всем за заботу, но лучше приберечь ее на какой-нибудь более серьезный случай. Мало ли, вдруг инфлюэнцу подхвачу…
Марджери повернула руку ладонью кверху, проверяя, хорошо ли лег пластырь, и замерла. Она пристально смотрела на то место на запястье, которое в четверг вечером было отмечено ссадиной с капельками крови, очевидно, полученной при попытке закрыться от удара железного кольца, сжатого безжалостной рукой.
— Милость иногда даруется недостойным, — прошептала она еле слышно. И тут же, повернув голову ко мне, спросила легко и непринужденно:
— Чай как всегда, сливки, без сахара?
На том занятии мы обсудили одно из ключевых слов ее проповедей: любовь. Я рассказала о древнееврейских корнях ахев- и хесед-, хашак-, дод-, рахам-, реа-, о греческих агапе- и филеас-, попутно упомянув и эрос-, хотя последний в Новом Завете не встречается.
Марджери очень живо реагировала на материал, но между нами оставалась определенная дистанция: я не могла не думать о том, с какой легкостью она лжет.
Занятие закончилось, я собирала книги. Марджери встала, достала одну, лежавшую подальше, и протянула мне. Я снова взглянула на пластырь и решила попробовать еще раз.
— Вы так и не скажете мне, что произошло?
— Я уже сказала, Мэри. Ничего не произошло.
— Не знаю, что о вас и думать, — сокрушенно вздохнула я.
— Представьте себе, Мэри, я тоже не знаю, что о вас и думать. Не могу постичь мотивов человека, уделяющего столько времени и внимания Богу, в которого он практически не верит.
Я задохнулась, как будто получила удар в солнечное сплетение. Она внимательным взглядом оценила мою реакцию.
— Вы, Мэри, верите во власть идеи Бога над умами людей. Вы верите в то, как люди размышляют о непознаваемом, тянутся к недосягаемому, как они формируют свои несовершенные жизни, посвящая самое ценное в своем ничтожном бытии существу вне бытия, существу, создавшему бытие, создавшему из ничего Вселенную и распоряжающемуся ею. Но вы отказываетесь признавать очевидное, отказываетесь признать, что Бог может внести конкретные изменения в конкретную человеческую жизнь. — Марджери печально улыбнулась. — Нельзя быть такой холодной, Мэри. Если вы холодны, то и Бог ваш холоден. Холодные друзья, холодная любовь… Бог не холоден, Он никогда не был холоден. Бог пышет жаром, жаром тысяч солнц, жаром воспламеняющим, но не испепеляющим. Стремитесь к теплу, Мэри, стремитесь к теплу! Вы боитесь тепла, вы воображаете, что способны в согревающих лучах сохранить свой интеллектуальный холод. Вы воображаете, что можете любить разумом. Во время проповеди, дорогая моя Мэри, вы слушаете меня, как зверь лесной издали следит за костром. Вы боитесь, что, подойдя ближе, потеряете свою свободу. Но вы не сгорите. Я не порабощу вас. Любовь не порабощает. Любовь несет жизнь. Стряхните свои академические оковы, Мэри, заклинаю вас.
Еще один кирпичик в здание мировой `шерлокиады`: на этот раз знаменитый сыщик выступает в роли наставника юной Мэри Рассел, которая осваивает под руководством Холмса науку криминалистики и вместе с ним участвует в расследовании преступлений.
Есть мнение, что наш мир — мужской; это в значительной мере верно и для мира Шерлока Холмса. Пожалуй, Холмс и Ватсон — самый известный пример мужской дружбы в литературе, да и большинство персонажей, с которыми им приходится сталкиваться, тоже мужчины — Лестрейд, Мориарти, Моран. Зачастую женщины предпочитают общество друг друга, разделяя тайны, чуждые мужскому миру. Именно об этом идет речь в следующем рассказе, который дарит нам редкую возможность взглянуть на миссис Хадсон с точки зрения другой женщины.
Ранним утром обнаружен труп мужчины. Расследовать преступление берётся отдел убийств Рэндалла Прайса — отдел, известный своей высокой раскрываемостью, отличной репутацией и дружеской атмосферой. Но это обычное, на первый взгляд, убийство порождает всё больше вопросов и подозрений…
…Пара проезжающих мимо легковушек «Ауди», заметила растерзанный, разорванный в клочья, брошенный грузовик. Осколки битого стекла…
• Наталья Павлищева — признанный мастер исторических детективов, совокупный тираж которых перевалил за миллион экземпляров. • Впервые автор посвятила целую книжную серию легендарному клану Медичи — сильнейшей и богатейшей семье Средневековья, выходцы из которой в разное время становились королевами Франции, римскими папами. • Захватывающие дворцовые игры и интриги дают представление об универсальной модели восхождения человека к Власти, которая не устарела и не утратила актуальности и в наши дни. Из этого подвала под Черной башней не выбраться.
Талантливый автор Алексашин написал остросюжетный роман в жанре фэнтези, по которому был снят боевик «Третья стража», побивший все рекорды популярности, в особенности среди молодежи. «Третья стража» и ее герои — чистое воплощение зла, стремящегося завоевать мир, за считанные месяцы сумела завербовать в свои ряды тысячи поклонников-подражателей. Эхо популярности достигло салона «Золотая шпилька», в котором работают женщины, в порядке личной инициативы готовые вести самое запутанное следствие, если события затрагивают их за живое.
Хаш Макгиллен — преданная мать и успешная деловая женщина — всего в жизни добилась сама. Она почти счастлива. Но ее благополучие и покой могут рухнуть в один миг, когда ее сын, бросив колледж, привозит к матери молодую жену — сбежавшую из дома дочь президента, а вслед за ними у них в доме появляется телохранитель и друг президента Ник Якобек. Хаш способна защитить себя и своих близких даже от гнева Первой Леди, но и она не может устоять перед решительным натиском мужественного полковника.
Рассказ занял второе место на конкурсе Рождественского детектива (РД-5) в Детектив-клубе.
Лада Лузина, одна из самых продаваемых писательниц Украины, представляет на суд читателя свой новый роман «Джек-потрошитель с Крещатика» — в традиционном мистическом стиле, где причудливо переплелось киевское время: 80-е годы XIX столетия и день сегодняшний, где ночи полны ужаса, а дни — неожиданных открытий. Писательницей с удивительной точностью передана характерная атмосфера старого Киева — города эстетского, богемного, загадочного, полного тайн. Где по Крещатику, нагоняя страх, бродит свой Джек-потрошитель в поисках новых жертв… Также в данной книге представлены главы из первой полной биографии Вильгельма Котарбинского — от другой известной украинской писательницы Ирины Потаниной.
Москва, XVII век. На торгу обнаруживается тело замерзшего мальчика и при нем — загадочная деревянная книжица, написанная тайными знаками. И снова царским конюхам предстоит распутать опасное дело, в котором подозревают государственную измену.
Простив Виктора Барга, Зинаида Крестовская начинает вести спокойную, почти семейную жизнь. Работа в институте, пусть и нелюбимая, рядом мужчина, за которого она так боролась, – разве этого мало? Но Зина вдруг начинает понимать, что это все не для нее, что ей нужен риск, адреналин. И неожиданно она это получает с избытком. Новое дело, которое Крестовская расследует уже как полноправный сотрудник НКВД, не просто опасно, оно смертельно опасно. Ей предстоит снова столкнуться с секретными разработками НКВД, который, как известно, не останавливался ни перед чем…
…Январь 1942 года. Одесса захвачена немцами и румынами. В городе голод, холод, страх и смерть — не проходит и дня, чтобы кого-нибудь не казнили. Оккупанты свирепствуют — за каждого убитого офицера или солдата они расстреливают десятки мирных одесситов. У Зинаиды Крестовской была возможность эвакуироваться, но она решила остаться в Одессе для подпольной работы, тем более, что ее непосредственным руководителем стал любимый человек — Григорий Бершадов. Однако через какое-то время Зина с ужасом узнает, что не только оккупанты убивают мирных людей — в смертельной схватке сошлись свои, не щадящие никого для достижения своей цели…