Некто Гитлер: Политика преступления - [63]

Почему? По сей день это остается загадкой. Гитлер вовсе не был полным неучем в военных делах, каким его любят изображать сейчас. Уровень его военных знаний не позволял ему иметь хоть какие-то иллюзии относительно исхода затеянной им военной операции. То, что он внушал эти иллюзии офицерам, которым предстояло участвовать в наступлении (Гитлер собрал их, чтобы зарядить мужеством), вовсе не значит, что сам он эти иллюзии разделял.

Скорее здесь можно предположить наличие внешнеполитических мотивов. Наступление на западе, даже если оно и было тщетным, даже если ради него Гитлер ослаблял свой Восточный фронт и тем самым открывал восток Германии для русского вторжения, могло стать сигналом для западных политиков: Гитлер теперь видит в них, а не в русских своих главных врагов и даже готов использовать на западе все имеющиеся у него резервы, пренебрегая грозящей Германии русской оккупацией. Можно сказать, тем самым Гитлер ставил Запад перед выбором между национал-социалистской и большевистской Германией, задавал Западу вопрос: «Кого вы хотите видеть на Рейне – Сталина или меня?» Пожалуй, Гитлер в 1944–1945 годах мог думать, что предпочтут все-таки его. В чем он, естественно, заблуждался – если он действительно так думал. В 1945 году Рузвельт был уверен, что сможет продуктивно сотрудничать со Сталиным. Черчилль не разделял этого убеждения, но, поставленный перед выбором, он, конечно, предпочел бы Сталина. Из-за массовых убийств Гитлер сделался абсолютно неприемлемым партнером для Запада. Но предположим, что Гитлер этого не видел, так же как и Гиммлер, в апреле 1945 года предложивший англичанам и американцам капитуляцию Германии на Западе и совместную борьбу с большевизмом на Востоке[168]. Даже если Гитлер именно так видел ситуацию, есть серьезные основания полагать, что, поставленный перед таким выбором, он предпочитал поражение на востоке, а не на западе, в отличие от своих соотечественников, которые испытывали ужас перед русским штурмом, а англо-американскую оккупацию воспринимали как спасение. Гитлеровское уважение к Сталину за время войны только выросло, и наоборот – чем дольше длилась война, тем большую ненависть у Гитлера вызывали Черчилль и Рузвельт. Поэтому можно представить себе двойной ход мысли Гитлера так: возможно, неожиданная демонстрация немецкой силы на западе с учетом грозящего катастрофического поражения Германии на востоке так напугает западных политиков, что они будут готовы пойти на компромисс; если нет, тоже неплохо: тогда будет поражение на востоке и западные державы увидят перед собой нового мощного врага. Уж очень сложный и какой-то извращенный ход мысли.

Значительно проще представить гитлеровский ход мысли, если признать, что его главный мотив был не военный и не внешнеполитический, но относился к внутренней политике и на самом деле был направлен против собственного народа. Между немецким народом и Гитлером осенью 1944 года образовалась пропасть. Немцы в подавляющем большинстве не хотели безнадежного «последнего и решительного боя», которого хотел Гитлер: они, как и осенью 1918 года, хотели окончания войны, причем как можно более мягкого окончания, то есть окончания войны с Западом. Остановить русских и впустить западные державы – такова была тайная цель большинства немцев зимой 1944/1945 годов. Своим Арденнским наступлением Гитлер сильно насолил всем, кто на это надеялся. Он ведь не мог обезглавить всех, кто так думал: их было слишком много, и большинство остерегалось высказывать свои мысли. Но он мог позаботиться, чтобы те, кто не пойдет за ним на смерть, были обречены возмездию русских. Он еще мог вытравить их тайное желание спасительной западной оккупации – и он решился на это со всей своей свирепостью. Таким образом, наступление в Арденнах, абсурдное с военной точки зрения, а с внешнеполитической – в лучшем случае экстравагантно-спекулятивное, приобретает абсолютно ясный смысл. Поэтому его именно таким образом и стоит рассматривать. А это означает, что теперь Гитлер принялся проводить свою истребительную политику против Германии и немцев.

За это говорит и то обстоятельство, что Арденнское наступление представляет собой резкий разрыв с оборонительной концепцией Гитлера августа 1944 года. Эта концепция была нацелена на ужас без конца: тупое, упорное сопротивление на всех участках фронта, а там, где армия принуждена будет отступить, тотальная народная (партизанская) война на захваченных врагом территориях. Наступление в Арденнах было нацелено на ужасный конец, сжигание последних военных сил в последней безнадежной, но наступательной битве. Если кто-то поставит перед собой вопрос, почему Гитлер внезапно переменил свою военную тактику, то ответ очевиден: потому что Гитлер увидел, что из тотальной народной войны ничего не получается; немецкий народ больше не хотел своего фюрера. Народ больше не думал и не чувствовал так, как думал и чувствовал его фюрер. Хорошо, тогда народ будет за это наказан смертью – это было последнее гитлеровское решение.

Можно еще спорить о том, было ли наступление в Арденнах внешним проявлением последнего, не высказанного вслух решения Гитлера. Но в приказах от 18 и 19 марта 1945 года это решение выказано ясно и неопровержимо. Этими приказами Гитлер обрек народ Германии на гибель.