Некто Гитлер: Политика преступления - [41]

Сама концепция «жизненного пространства» абсолютно ошибочна еще и по другой причине. В XX веке бессмысленно воевать за жизненное пространство. Когда Гитлер впрямую связывал благосостояние и силу народа с заселенной им территорией, когда проповедовал и проводил свою «демографическую политику», он забывал или вытеснял из памяти промышленную революцию. Благосостояние и сила государства со времен промышленной революции не зависят больше от величины территории, но только от уровня технологического развития. Для этого развития величина территории совершенно безразлична.

Для этого развития избыток «жизненного пространства», то есть огромная территория с малым количеством населения, скорее тормоз, с чем, к примеру, хорошо знаком Советский Союз: этому государству никак не удается технологически развить огромную, богатую сырьем, но малозаселенную Сибирь. Во всяком случае, бросается в глаза то, что большое количество слабых и бедных государств современного мира территориально огромны, тогда как немалое количество богатых и сильных территориально весьма небольших размеров. Гитлер, умевший мыслить весьма современно в других областях – например, в военной технологии или в массовой автомобилизации страны, – со своей теорией жизненного пространства рассуждал как человек доиндустриальной эпохи.

Но как раз это гитлеровское заблуждение оказалось самым живучим. Потому что ностальгия по доиндустриальной эпохе, пугливое раздражение «бесчеловечным» машинным миром, в который мы в течение двухсот лет врастаем все с большей скоростью, были широко распространены не только во времена Гитлера – они и сейчас достаточно сильны. Они делали гитлеровские рассуждения о жизненном пространстве весьма убедительными для многих его современников – достаточно взглянуть на карту: разве не кажется, что территория Германии слишком мала для ее силы и численности народонаселения? Если Германия в самом деле хочет снова стать сельскохозяйственной, крестьянской страной – о чем, кстати, Гитлер вслед за Моргентау[99] часто и думал, и говорил, – то ей действительно необходимо жизненное пространство; в противном случае оно ей совершенно ни к чему.

Да и мысль о том, что войны в XX веке в конечном счете ведутся ради мирового господства, старее, чем Гитлер, и пережила его. Незадолго до Первой мировой войны Курт Рицлер[100], высокообразованный человек, советник рейхсканцлера Бетмана-Гольвега[101], писал: «Согласно идее истории, каждый народ жаждет без конца расти, распространяться, властвовать и подчинять другие народы, жаждет все крепче объединяться и включать в себя окружающий мир, достигать в этом все большего совершенства до той поры, пока все ему подвластное не станет чем-то органическим, соприродным ему»[102]. Это чистый Гитлер, разве что помягче, поцивилизованнее. Но это – ошибка. Далеко не у каждого народа есть такие цели. Или, к примеру, шведы и швейцарцы – не народы? Ни про одну из великих европейских держав эпохи колониальных империй нельзя сказать, что она сама по себе стремилась к мировому господству. Слишком глубоко сидел в политиках того времени столетний исторический опыт: друг друга им устранить невозможно; любая попытка к единоличному доминированию хотя бы в Европе неизбежно приведет к созданию коалиции, результатом которой будет столь же неизбежный провал этой попытки.

Точно так же и пангерманисты вильгельмовской Германии, грезившие о «мировой империи», мечтали только о том, чтобы германская «мировая империя» стояла рядом и наравне с другими такими же «мировыми империями». При этом они имели в виду обширнейшие немецкие колонии в Азии и Африке с опорой, разумеется, на доминирующее положение Германии на Европейском континенте, но отнюдь не о завоевании мира и не о мировом господстве в прямом смысле этих слов.

Гитлер, напротив, когда говорил о мировом господстве, имел в виду именно мировое господство в прямом смысле этого слова, даже если он и рассчитывал при своей жизни завоевать лишь всею Европу и Россию (колонии Гитлера мало интересовали). Но великогерманский рейх, который он надеялся создать в завоеванной Европе, рейх, народы которого будут переплавлены и перемещены в полном согласии с гитлеровской расовой иерархией, должен был стать трамплином именно для мирового господства.

Разумеется, наш ставший маленьким благодаря новейшим технологиям, страшащийся средств массового уничтожения мир жаждет единства, и потому мысль о мировом господстве – объединении мира или всемирном правительстве, ведь все это очень близко к мировому господству, – вновь стоит на повестке дня XX века. Заблуждение Гитлера было не в этой мысли самой по себе. Его заблуждение состояло в том, что в германском рейхе он увидел реального кандидата на роль объединителя мира. Вне всякого сомнения, Германия его времени была великой державой; в Европе – сильнейшей, но не более чем великой державой между другими великими державами ее попытка достичь доминирования в Европе и стать мировой державой один раз уже провалилась. Только в том случае, если бы удалось объединение Европы, – а его невозможно было достичь завоевательными войнами, – у этой Европы, в которой Германия растворилась бы, подобно другим европейским государствам, был бы серьезный шанс выдержать конкуренцию в борьбе за мировое господство. Но объединение Европы – да это же еврейский интернационализм! Гитлер надеялся объединить Европу силами националистической Великой Германией с помощью расовой политики и антисемитизма. Примитивное заблуждение! Для биологического обновления Германии путем расовой селекции (если отвлечься от других аспектов проблемы) требовалось несколько поколений; а Гитлер надеялся достичь всех своих целей при своей жизни. Что же касается его антисемитизма, то Гитлер в этом случае заблуждался не только относительно евреев, но и относительно антисемитов.