Некромаги - [17]

— Я сразу получил повышение, и теперь старший дознатель в своем отделе. Мне поручили и дело Смерти, но я знаю, что в ее случае не все так просто. Она — хорошая девушка. Есть огромное слепое пятно, которое не дает мне связать стольких ее жертв, этих зомби, с тем, что я о ней знаю. Нужно исключить ошибку. Понять. Выяснить.

— Хорошая девушка?

Я повернулась к Нольду, посмотрев на него внимательно.

— Да. Не могу тебе сейчас рассказать подробностей, но я ее знаю опосредовано. Ключевое слово — «знаю». Она — не жестока и не глупа. Она — не убийца, хотя все факты говорят об обратном.

Нольд дальше не говорил, и я надолго замолчала. Хотела развеяться, а еще больше растравила внутренние эмоции, которые горечью подступили к горлу. Ключевое слово… неужели он, правда, может «знать»? Каково быть некромагом? Каково жить, будто беззубому и травоядному среди хищников, вечно скрываясь и бегая. Даже мужчины не могли заводить нормальные семьи и растили своих детей в сплошном обмане и притворстве, изворачиваясь от упреков любимых женщин и стараясь не потерять семью, если нашли… Мы — хорошие? Смерть — хорошая девушка?

Я не сдержалась, потому что горечь плеснулась уже на язык, и сказала:

— Обычным людям едва ли не с пеленок внушают, что некромагы — это ходячие монстры. Нет никого грязнее и отвратительней, наши синонимы — тлен и разложение, мы гнилы изнутри, и женщины не могут дать жизнь детям потому, что их чрево — сырая могила. Прикоснешься к некромагу — отомрут пальцы, заговоришь с некромагом — язык поразит некроз, поможешь некромагу — до конца жизни будешь дышать тленом, пока сам не превратишься в тлен. Не одно столетие нас очерняют, чтобы, не приведи Морс, мы влились в социум, как люди. Чтобы не плодились, чтобы не имели близких — а, значит, защитников. Вся пропаганда с одной целью — сделать изгоями, одиночками, безголосыми и бесправными существами, и любой нас сдаст, едва обнаружит, потому что это благое дело — очищать мир от изначально нездорового и мертвого. Так правительству нас легче ловить. Легче ставить опыты. И даже оправдываться за бесчеловечность не нужно.

Я задержалась на вдох и выдох, а Нольд посмотрела на меня, не перебив ни словом.

— Нечего возразить, ты все это знаешь. Когда я согласилась уехать с тобой и Яном, никто из вас не спросил — как надолго я могу оставить семью, как объясню друзьям отсутствие… может, нужно какое-то прикрытие — причина, по которой я могу взять и все бросить в один миг? Вы знаете, и без вопроса, что я никто, нигде и никак. Я вижу и чувствую нормальное отношение, только объясни — почему вы не отравились пропагандой? Почему Троица руку пожал, а Ян дал по шее, без тени ужаса, что вляпались в гниющее мясо и сейчас конечность отсохнет от трупного яда? Да, разум. Да, в клинике есть мои сородичи, и наукой доказана ересь предрассудка. Но ведь не одно столетие, из поколения в поколение, с детства… почему вы не такие? Почему вдруг ты веришь, что золотоволосая некромага за которой пятьдесят убитых, хорошая, и дело в закравшейся ошибке?

— Я тебе одним словом не объясню. И даже десятком слов. Так у каждого из нас жизнь сложилась. Увидели. И осознали.

Меня отпустило. Я сгорбилась, и вся обмякла от опустошения — что взяла и выговорилась. Никогда и никому не жалилась на судьбу, не проявляя слабости при отце, и даже при Толле. А тут вдруг… зачем Нольд сел так близко, если женщин не переваривает? Зачем стал отвечать, а потом еще и слушать меня?

Я чуть качнулась, и резко выпрямилась. Опомнилась вовремя, едва-едва не припав головой к его плечу, будто это какой-то легкий и естественный жест, и он даже не удивится. Ужаснулась, что мои чувства едва не опередили разум и я, как полная дура, не прижалась к нему! Вцепилась в полотенце, откинулась спиной на стену и просто закрыла глаза — помолчать и отойти от внезапной дрожи. Несколько минут мы оба так и сидели в тишине, и Нольд уходить не торопился.

— Ты чего здесь забыл, Ноль? Рехнулся?

Сначала услышала, а потом и увидела появившегося из-за угла Яна. Похоже, мы слишком долго не возвращались.

— Дай мне хотя бы подышать, надзиратель.

— Подышать? Надзиратель?! Ну, пусть будет и так.

Подошел и сел с другого бока от меня. Лавка не длинная и оказалось, что я почти замуровалась между двух крупных северян, как между двух айсбергов. Вытерпев с минуту, я почувствовала, что нервы прорываются смехом. Сначала тихонько, а потом и вовсе закрыла лицо полотенцем и засмеялась, стараясь не икать и тем более не хрюкнуть. От полного и внезапного счастья.

Я больше не «никто, нигде и никак» — у меня есть два настоящих защитника. А то и больше. Но вот прямо сейчас — два. Крепкие, сильные, один из которых по-звериному клацнул зубами и вытащил меня из ямы, как во сне. Больно было, кости переломал, но такова цена спасения.

— Что смешного, Пигалица? Или ты подавилась?

И Ян хлопнул ладонью между лопаток, из-за чего я все-таки не удержалась и всхрапнула — то ли как лошадь, то ли как поросенок, то ли как маленькая девочка, которая наревелась, а теперь готова захлебнуться от радости.

Глава восьмая

На следующий день, разведав обстановку с утра и доложив, что и как, днем пошла на рынок уже не одна. Нольд счел риск минимальным, а закупить нужно было слишком много — я больше вызову подозрений, если буду делать три захода подряд, загружаясь вещами и продуктами как на целую роту.