Некрасов - [18]

После 1845 года Некрасов отходит от работы для театра, но к драматургии он еще не раз обратится и в более поздние годы; последняя из его пьес — незаконченная драма «Медвежья охота» — писалась в 1867 году.

V «ПОВОРОТ К ПРАВДЕ»

Прошло всего только три года, но это были три тяжелых и бурных года его петербургской жизни. Многого достиг за это время Некрасов. Это был уже не тот провинциальный юноша, каким он когда-то явился в столицу. Он стал теперь профессиональным литератором, журналистом, известным во многих редакциях. Его знали как водевилиста, близкого к театральной среде, как сотрудника «Пантеона» и «Литературной газеты», не последних столичных изданий, противостоявших реакционной булгаринской прессе.

Материальное положение Некрасова значительно улучшилось к этому времени благодаря работе у Кони. Правда, улучшение это было весьма относительным, и в промежутках между получениями заработанных денег он постоянно нуждался. А Кони не слишком торопился расплатиться со своими сотрудниками. Тем не менее ценой бессонных ночей, напряженного труда Некрасов имел теперь возможность заработать достаточно денег, чтобы осуществить, например, давно задуманную поездку домой.

В письмах к сестре Елизавете он уже не раз обещал побывать в родных местах, а в июле 1841 года сестра позвала его приехать на свою свадьбу. Некрасов в это время читал корректуры в редакции «Пантеона» по просьбе уехавшего в Москву Федора Алексеевича. Теперь, собравшись в Ярославль, он посылал в Москву своему шефу просьбу за просьбой, уговаривая выслать ему деньги, необходимые для поездки.

«Мне ужасно нужны деньги, — писал Некрасов 18 июля 1841 года. — К отъезду домой надо сделать себе платье. — Вы, верно, с этим согласны, надо купить, по российскому обычаю, подарок сестре, надобно доехать на что-нибудь, надо туда привезти что-нибудь, потому что с родителя моего взятки гладки. А потому, командир, как Вы меня обязали, когда бы сверх выше писанных 410 рублей[8] прислали мне еще рублей полтораста. Уж как бы я Вам был благодарен. Я бы Вам за это отдал две мои пиесы в «Пантеон»… Кроме того, я бы служил Вашей «Литературной газете» повестями и статьями сколько угодно и до зимы уж не требовал бы с Вас ни копейки денег…»

Заканчивая свою просьбу, Некрасов шутливо прибавил: «Я буду вечно за Вас бога молить, когда мне припадет охота молиться».

В самом конце июля Некрасов выехал из Петербурга домой, в Грешнево, должно быть так и не получив денег от Кони. Дома его ждало великое горе: вместо свадьбы сестры он попал на похороны матери. 29 июля 1841 года Елена Андреевна умерла, замученная своей тяжелой, страдальческой жизнью. Ее похоронили на погосте Абакумцево, в трех верстах от Грешнева, в церковной ограде.

Он долго пробыл в родных местах — почти до конца года. Позднее, в поэме «Мать», он так вспоминал об этом своем пребывании в Грешневе:

Лет двадцати, с усталой головой,

Ни жив ни мертв (я голодал подолгу),

Но горделив — приехал я домой.

Я посетил деревню, нивы, Волгу —

Все те же вы — и нивы, и народ…

И та же все река моя родная…

Заметил я новинку: пароход!

Но лишь на миг мелькнула жизнь живая.

По немногим сохранившимся письмам Некрасова к Кони можно заключить, что, живя дома, он довольно много работал. Он успел написать здесь большую повесть, драму в четырех актах, водевиль. В одном из его писем (от 25 ноября 1841 года) содержится такое признание: «Потеряв надежду на постоянную работу[9], я тороплюсь наготовить разных произведений, которые можно было бы продать поштучно для выручки денег на содержание своей особы». Как видно, в конце 1841 года период литературной поденщины и материальных затруднений далеко еще не кончился.

В письмах Некрасова нет ни слова о том, как пережил он смерть матери, каковы были в эту пору отношения с отцом. Мы узнаем из этих писем только одно: жизнь в отцовской усадьбе пробудила в аем неутолимую страсть к охоте, возникшую еще в детские годы; теперь он с увлечением ей отдался, попав в родные леса и поля после трехлетнего отсутствия.

К тому же он встретил здесь старых своих деревенских приятелей, товарищей детских игр, и с ними разделял охотничьи труды и забавы. Должно быть, по этой причине он и задержался так надолго в деревне. В конце ноября Некрасов писал Кони: «…Теперь последнее время порош, и я с утра до вечера на поле, — травлю и бью зайцев… Это моя страсть, в этом занятии я провел все время пребывания здесь; в городе был не больше трех дней».

Тем не менее в декабре он уже был в Петербурге.

* * *

В одном из автобиографических набросков, сделанных Некрасовым в конце жизни, сохранилась конспективная запись, относящаяся к первой половине 40-х годов: «Поворот к правде, явившийся отчасти от писания прозой, критических статей Белинского, Боткина, Анненкова и др.». Этими лаконичными словами — поворот к правде — Некрасов точно определил целый этап своей творческой биографии: переход от неопытности к зрелости, от ученичества к мастерству и связанное с этим осознание правды как подлинной основы художественного творчества.

Подготовке этого «поворота к правде» более всего способствовали, конечно, критика и публицистика Белинского, под идейным влиянием которого Некрасов сформировался как писатель, принадлежащий к натуральной школе — передовому реалистическому направлению в литературе 40-х годов; оно развивалось под непосредственным влиянием Гоголя. Что же касается В. П. Боткина и П. В. Анненкова, то, называя их рядом с Белинским, Некрасов, по-видимому, имел в виду не столько их критические статьи (Анненков выступил как критик позднее, преимущественно в 50-е годы), сколько их идейную близость к Белинскому в то время, когда эти просвещенные и талантливые литераторы играли значительную роль в его кружке.