Некрасов - [113]

А поняв это, Некрасов уже не жалел красок для изображения и разоблачения своего «филантропа», ему важно было прежде всего запечатлеть типическую фигуру этого рода. Вот почему ему пригодились и деятельность петербургского благотворительного общества, и воспоминание о давней встрече с Далем: оказывается, еще во времена подготовки «Петербургского сборника» он принял плохо одетого и сконфуженного Некрасова за пьяницу. К тому же известно, что, работая над текстом стихотворения, Некрасов в новых его редакциях все дальше отходил от портретности в изображении своего персонажа.

Таким образом, он не слишком покривил душой, когда в ответном письме заверил Одоевского: «Я решительно не имел в виду Вас». И тут же пообещал ему, что не будет читать «Филантропа» на вечере — это могло бы дать публике «повод к разным глупым толкам». А чтобы окончательно успокоить Одоевского, он сказал о своем стихотворении так: «…Я вывел черту Современного общества — и совесть моя была и остается спокойна».

Да, он обладал уменьем едва ли не в каждом стихотворении вывести ту или иную «черту современного общества», отдельный частный факт или случай поднять до широкого обобщения. Что же касается столкновения с Одоевским вокруг «Филантропа», то, несмотря на предельную вежливость с обеих сторон, по сути своей оно было одним из проявлений все обострявшейся борьбы Некрасова с дворянским либерализмом.

* * *

В январе Одоевский просил, чтобы Некрасов не читал на литературном вечере свое стихотворение, а в феврале Тургенев попросил его не печатать в «Современнике» статьи Добролюбова (о романе «Накануне»): «Убедительно тебя прошу, милый Некрасов, не печатать этой статьи: она кроме неприятностей ничего мне наделать не может, она несправедлива и резка — я не буду знать, куда деться, если она напечатается…» (около 20 февраля 1860 года). Эту записку Тургенев послал Некрасову после того, как прочел корректуру статьи «Когда же придет настоящий день?», предназначенной для мартовского номера журнала.

Но если Некрасов легко согласился удовлетворить просьбу Одоевского (стихотворение «Филантроп» было уже дважды напечатано), то выполнить вторую просьбу он не мог, хотя отказывать Тургеневу было для него неизмеримо труднее.

Вот как развертывались события. Еще в 1859 году Тургенев заявил о своем охлаждении к «Современнику» и его редактору тем, что отдал роман «Накануне» в «Русский вестник» Каткова. Добролюбов написал статью об этом романе, одну из самых блистательных своих статей, в которой не только проанализировал роман, отдав должное его автору, но и сделал из этого анализа революционные выводы. Это вполне отвечало программе «Современника», который в 1860 году твердо занял революционно-демократические позиции.

Статья Добролюбова вызвала настоящий переполох. Революционные призывы в ней были почти не зашифрованы. Критик доказывал, что русское общество нуждается в деятелях и героях, бесстрашных борцах, русских Инсаровых. С кем они будут бороться? — спрашивал Добролюбов. Ведь Россия — не Болгария, захваченная турками, русский народ свободен от поработителей внешних. И отвечал на это: «Но разве мало у нас врагов внутренних? Разве не нужна борьба с ними, и разве не требуется геройства для этой борьбы?»

Даже цензор Бекетов, снова приставленный к некрасовскому журналу, не мог скрыть своего удивления перед силой мыслей, выраженных в статье Добролюбова. «Критика такая, каких давно никто не читал, и напоминает Белинского», — писал он в записке, обращенной к автору статьи, но тут же разъяснял, что пропустить ее в печать «решительно нет возможности». Если бы статью разрешить, писал далее Бекетов, она «обратила бы внимание на бесподобного Ивана Сергеевича, да не поздоровилось бы и другим, в том числе и слуге вашему покорному».

После этого Бекетов вычеркнул половину текста, а затем рассказал самому Тургеневу, какого рода статья готовится о нем в «Современнике». Узнав об этом, Некрасов счел нужным познакомить автора «Накануне» как старого друга и сотрудника журнала со статьей о нем, предварительно несколько ее сократив и смягчив («иначе нельзя, по моему мнению»). Тургенев, напуганный уже Бекетовым, прочитал статью и пришел в ужас: он понял, как далеко зашел Добролюбов в своих суждениях о «русских Инсаровых» и в мечтах о борьбе против «внутренних турок». Тогда-то он и написал записку Некрасову, умоляя не печатать статью, которая может принести ему неприятности как автору романа, давшего повод для резкостей. Добролюбова.

Некрасов был в крайнем затруднении. Сначала согласно воспоминаниям Панаевой он попробовал склонить Добролюбова к некоторым уступкам. Для этого в качестве «парламентера» к нему была направлена Авдотья Яковлевна.

Узнав, в чем дело, Добролюбов рассердился и сказал:

— Я выведу Некрасова из затруднительного положения; я сам не желаю быть сотрудником журнала, если мне нужно подлаживаться к авторам, о произведениях которых я пишу…

Тогда Некрасову ничего не оставалось, как сделать выбор между Тургеневым и Добролюбовым. И он сделал этот выбор уже без колебаний. Статья была напечатана в ближайшем номере «Современника» (№ 3), правда, в переделанном виде и под ничего не говорящим названием «Новая повесть г. Тургенева». Но и в таком виде статья оказала немалое влияние на умы молодых поколений. «В ней есть сила приподымающая», — писал один из современников.