— Как ваше имя?
— Вы графиня? Или мне послышалось только?
— Вы русская?
— Может быть вы негритянка!
— Mais oui, elle est négresse, mesdames![11]
— Вы похожи на нашу Аннибал! На африканку нашу. Где африканка? Позовите Аннибал!
— Бедная Римма, ей не польстили!
— Тише, Незабудка! Новенькая ведь не глухая! Она слышит твои слова!
— Без замечаний, Остранская! Не будь классной дамой! Тебе это рано еще. Ты не старая дева!
— Но ты не умеешь вести себя!
О, как я хотела бы, как искренно хотела бы оглохнуть в эту минуту, чтобы не слышать всего того, что пчелиным роем звучало над моей злополучной головой. Около трех десятков девочек окружали меня, забрасывая вопросами, на которые я едва успевала отвечать.
Голубые, синие, серые, карие и черные глаза впивались мне в лицо с самым бесцеремонным любопытством. Глаза, разглядывавшие меня с такой настойчивостью с таким красноречивым удивлением, что хотелось сквозь землю провалиться в этот миг. О, как я краснела, и смущалась под этими перекрестными взглядами, пронзавшими меня, казалось, насквозь! Через какие-нибудь пять минут все лицо мое стало красно, как кумач отчего сделалось еще безобразнее и непригляднее. Мои ресницы вздрагивали и трепетали, боясь выронить слезы смущения и стыда, застилавшие мне глаза серым туманом.
Мне казалось, что все эти юные более или менее миловидные девочки ужасаются моему уродству, моему мясистому широкому сплющенному носу, моим толстым припухлым губам.
А маленькие мучительницы, как бы не замечая моего волнения, подступали ко мне все ближе и ближе, закидывая меня все новыми и новыми вопросами, которым не предвиделось конца. Итак как я все еще продолжала молчать, стоя по-прежнему с опущенными глазами. Одна из зелено-белых фигурок выдвинулась вперед, встала передо мной и проговорила голосом, исполненным вызова и насмешки:
— Что же вы не удостаиваете нас ответом? Или вы слишком ничтожным считаете для себя вступать в разговоры с нами простыми смертными, госпожа сиятельная графиня?
Этот голос звонкий и резкий в одно и тоже время, привлек мое внимание и заставил поднять на говорившую затуманенные глаза. Передо мной стояла девочка маленького роста, худенькая до прозрачности, с нежной сквозящей голубыми жилками кожей с бледными же губками, с огромными голубыми глазами, полными затаенной насмешки и задора, глазами прекрасными, не смотря на это и походившими своим цветом на прелестный голубой болотный цветок. Благодаря этим глазам Олю Звереву и называли, как я узнала впоследствии, Незабудкой, кличка полученная ею с самого младшего класса среди подруг.
Лишь только голубоглазая и белокурая девочка произнесла свою фразу, целый поток замечаний, шиканья и укоров полился на нее.
— Перестань, Зверева. Как тебе не стыдно! Не думаешь ли ты «нападать» на новенькую, как какая-нибудь седьмушка. Стыдись, Незабудка! Мы выросли для этих глупостей! Не остроумно, душка уверяю тебя!
— Но почему же она важничает и не хочет нам отвечать! — неожиданно вспыхнув, закипятилась Оля.
— Да! Да! Почему вы не желаете нам отвечать? — зазвенело, зазвучало, и зашумело вокруг меня на разные голоса.
Почему я не могла им отвечать?
Мое лицо все гуще и гуще покрывалось краской, глаза все наполнялись слезами, a по губам то и дело пробегала судорожная гримаса удерживавшая меня от слез. Я чувствовала, что еще один вопрос, один недоброжелательный взгляд и я разревусь сейчас, как самый маленький и беспомощный ребенок. Мне было мучительно стыдно и своего безобразного лица и своего графского титула и всех этих новых незнакомых мне сверстниц, рассматривавших меня, как вещь своими зоркими, беззастенчивыми глазами. О, как я была бы счастлива, если б нашла в себе силы крикнуть сейчас: «Вы ошибаетесь все, уверяю вас, вы неправы! Не правы! Я не горжусь и не важничаю, я просто сгораю от стыда. Я слишком застенчива, слишком стесняюсь моего гадкого некрасивого лица, моего угловатого вида, всей моей внешности негритянки, моей нелюдимости и угрюмости, наконец!»
Однако, я не могла им крикнуть всего этого. Я чувствовала, что один только звук, одно только слово и слезы хлынут…
Потянулась убийственная для меня минута молчания… Вопросов со стороны девочек не слышалось больше. Только неугомонная насмешница Зверева-Незабудка, по-прежнему стояла предо мной, мурлыкая себе под нос нараспев:
Она была горда…
Ох, как горда!
Она была прекрасна!
О, как прекрасна!
Как… графиня!
