Некама - [5]

— Да.

— И вы старались все это забыть, и тебе казалось, что ты все это забыла, потому что началась совершенно другая жизнь, а это все был дурной сон, который закончился, и началась совсем другая жизнь?

— Да.

Ашер удовлетворенно улыбнулся.

— А теперь — самое главное. Я могу закурить?

— Нет, — ответила Ривка.

— Ну и ладно, — снова улыбнулся странный мужчина. — Значит курить не будем. Но все равно на улицу выйдем, душновато тут.

«Еще бы, так разоделся, в костюме летом!», — подумала Лея. Она видела, что Ашер не нравится ни маме, ни папе, ей тоже хотелось на него злиться, но почему-то не получалось.

— Давай уже говори, зачем пришел, — зло сказал Хагай.

— Давайте на воздух выйдем. Лея, составишь мне компанию?

— С ума сошел? — взорвалась Ривка.

— Исключительно в смысле побеседовать на свежем воздухе, — развел руками Ашер. — А ты подумала, я ее курить заставлю, что ли?

— Я с вами! — объявила Ривка и подозрительно посмотрела на Хагая. Тот кивнул и все вышли в садик у домика. Ашер присел на крыльцо, достал портсигар, закурил, ловко выпустил кольцо дыма.

— Ладно, друзья, дело в том, что я работаю в системе розыска нацистских преступников. Тех, кто виновен в уничтожении евреев.

Хагай хотел что-то спросить, но Ашер жестом остановил его.

— Это не правительственная организация, и мы не отдаем никого под суд. Мы их уничтожаем. Сами. Это месть, как к ней ни относись. Месть без суда и следствия. И если вы считаете, что это неправильно и так поступать нельзя — я с вами спорить не буду. Может, и так. Но меня не интересует в данном случае ничего, кроме справедливости. Моя семья ушла дымом в небо Польши, кости родителей Леи гниют в земле Беларуси, а эта мразь бродит по земле, ест, спит, целует женщин… Этого не будет.

— А при чем тут Лея?

Ашер помолчал, затушил окурок, поискал, куда его выбросить и не нашел, положил в карман пиджака.

— Она единственная выжившая, кто помнит Сашко в лицо.

— Ты с ума сошел, — сказал Хагай. — Ей было четыре года! Что она может помнить?!

— Я его помню, — неожиданно сказала Лея. — Я его очень хорошо помню. Не хочу, а помню.

Ривка обняла Лею, прижала ее к себе.

— Ну здесь-то тебе нечего бояться. — И обернулась к Ашеру. — Ты на самом деле решил, что она поедет в Россию, или куда там, искать твоего Сашко?

Ашер спокойно кивнул.

— Именно так. Вы не представляете, сколько евреев по всему миру опознают своих мучителей, и сколько евреев по всему миру мстят своим мучителям. И те будут уничтожены все до одного. Все. До одного. И я найду и убью этого Сашко Кулика, с Леей или без Леи. Только с Леей это будет проще и быстрее, и останется время давить и других гадов. А давить я умею.

— Она никуда не поедет! — сказал Хагай.

— Я поеду, — сказала Лея. — И после паузы спросила: А что, Боря жив?

ИЮНЬ 1957, СВЕРДЛОВСК, ОБЛАСТЬ, В/Ч №…

— Огнев! К Поликарпову!

Борис Огнев, старший сержант радиолокационной службы, считающий недели до окончания армейского срока, не торопясь, сохраняя достоинство старослужащего, поднялся с койки, на которой отдыхал после дежурства, аккуратно намотал портянки, сунул ноги в сапоги. Проходя мимо дневального, дал ему легкий подзатыльник — чтоб не забывался:

— Не «Огнев», салага, а — «товарищ старший сержант Огнев!», и не «К Поликарпову!», а — «вас вызывает командир части майор Поликарпов!», понял?

Салага испуганно кивнул, а Борис дал ему еще одного «леща» («Надо не кивать, а говорить «так точно!») и направился к кабинету майора. В кабинете кроме самого Поликарпова сидел какой-то неизвестный штатский. Ну, порядок есть порядок, служба есть служба. Борис вытянулся, вскинул руку к пилотке и отрапортовал:

— Товарищ майор! Старший сержант Огнев…

— Да ладно, — махнул рукой командир части. — Проходи. Тут вот с тобой товарищ хочет побеседовать.

Штатский добродушно улыбнулся.

— Огнев Борис Ильич? 1935 года рождения?

— Так точно! — Борис принял столь любимый начальством придурковатый вид старательного служаки.

— А почему же не Фаерман Борух Наумович? — весело спросил штатский.

Борис похолодел.

— Простите, не знаю вашего звания…

— Капитан госбезопасности Николай Смирнов. Да вы не пугайтесь, Огнев — засмеялся он, увидев перевернутое лицо сержанта. — Я из отдела розыска военных преступников, так что если вы таковым не являетесь, то бояться вам нечего.

— Не являюсь, — пробормотал Борис.

— Особиста позвать? Или замполита? — осторожно спросил майор у незнакомца.

— Не надо. Вопрос следующий: с 1941 по 1944 год вы находились на оккупированной территории?

— Так точно.

— Оставь свое «так точно», — неожиданно вспылил Смирнов. — Я с тобой сейчас не официально беседую, мне надо кое-что выяснить, поэтому отвечай по-человечески. Тебе шесть лет было, когда война началась? Мне 14. Только я на Урале рос и под немца не попал. А что у тебя было?

— Ну, я точно не помню, — осторожно начал Борис и, увидев как поморщился кгбешник, заторопился. — В смысле, я начала войны не помню. Помню, что родителей заставили куда-то уйти, а нас с сестрой забрала к себе соседка…

— Хорошая русская женщина Глушкова Вера Андреевна, одноклассница вашего отца, — заметил Смирнов. — Повешена в сентябре 1943 года за укрывательство еврейских детей, брата и сестры Фаерман.