Некама - [27]

Бухгалтера били конвульсии, он пытался что-то сказать наглому санитару, но никак не мог сложить слова в предложение, да и слова стали исчезать постепенно. Вместо них осталась неимоверная боль, слепота, а затем и темнота.

— Благословен Всевышний! — сказал молодой человек на непонятном языке, удостоверившись, что гауптштурмфюрер СС Эрнст Радигер мертв, снова переставил капельницы, унося баночку с бензином с собой.

В коридоре, не снимая маски, подмигнул пожилой дежурной медсестре, которая с изумлением уставилась на него. Правда, потом, когда начали лихорадочно расследовать, от чего скончался уважаемый в городе бухгалтер, она показала на допросе в полиции, что приходил какой-то незнакомый и невероятно наглый санитар, но описать его внешность не смогла. Шрам она видела, но на какой щеке — не помнила. Так и не нашли.

ЯНВАРЬ 1959, ИВДЕЛЬ, СВЕРДЛОВСКАЯ ОБЛАСТЬ

Паровоз, пыхнув дымом и обдав находящихся на перроне белым паром, втянулся на перрон Ивдельского вокзала, и туристы споро, привычными движениями начали выкидывать из вагона лыжи, рюкзаки, палатку, другое снаряжение, а выскочившие первыми ребята принимали и укладывали имущество. Дело было привычное, не первый поход, знаете ли. Да и показать свою ловкость и умение было не лишним, особенно перед новым человеком. Как и было обговорено, девушкам — никаких поблажек, хватай-тащи наравне со всеми.

Игорь сверился с картой, документами — планом похода, расписанием, маршрутным листом.

— Значит, все идет по плану. Движемся в сторону 42 участка, там переночуем, и уже наутро — встаем на лыжи и движемся по маршруту. Нас ждет гора Лунтхусап, покорители Приполярья! — засмеялся Сорокин.

— Сначала — перекусить, поесть, нет — пожрать! — закричал Егор Онищенко.

— Ты со своим пожрать уже натворил делов, пробурчала Люба.

Но подкрепиться, естественно, было надо. Тушенка, сгущенка, сало пригодятся на ту неделю, что нужно будет идти по незаселенной местности. Так что… Так что группа, согнувшись под тяжестью рюкзаков, пытаясь удержать норовившие рассыпаться лыжи и палки, двинулась в сторону местной столовой. Туда же отправились, так же неуклюже, таща лыжи, двое мужчин, один постарше, другой помоложе — тот самый пьяный дебошир, что испортил им настроение вчера в поезде. Зоя даже расстроилась: теперь эти двое прилипнут к ним и весь поход испоганят. Хотя этот молодой вроде ничего, симпатичный. И ведет себя сегодня вполне пристойно. Черт с ними, может, тоже туристы, перебрали немного, бывает, собственно, ничего же страшного не случилось, правда? Да и парень при ближайшем рассмотрении оказался довольно симпатичным.

Столовая, как это часто бывает в богом забытых местах, была вполне пристойной: в мятые алюминиевые миски от души наливали дымящийся суп, накладывали горкой настоящее пюре, сделанное из картошки, а не из разведенного порошка, да щедро сдабривали масличком, которое прямо плавало на глянцевой поверхности, да сверху клали не одну сиротскую котлетку, как в той самой «студенческой столовой УПИ» из песни, а щедро плюхали целых две! И преогромные! И компот наливали с ягодами, так что это был и компот, и десерт. В общем, наесться таким обедом можно было на целый день, после него прямо шевелиться было трудно. Даже Онищенко сыто отдыхивался, но все равно из принципа выскабливал алюминиевой ложкой стенки миски: еду оставлять нельзя.

Зоя и половины порции не осилила, одних наваристых щей хватило бы. Поковыряла ложкой «второе», просто попробовать — да, вкусно. Допила компот и стала вылавливать из стакана сухофрукты, облизав большую «суповую» ложку. Люба тоже не смогла все осилить, только сделала наоборот — суп оставила, а котлетами подкрепилась.

— Девушка, меня Борис зовут, а вас? — Она подняла глаза: напротив уселся тот самый, молодой «пьяница». Темноволосый, зеленоглазый, ничего такой.

— С какой целью интересуетесь? — спросила церемонно.

— Познакомиться интересуюсь, — заулыбался зеленоглазый.

— Зато я не интересуюсь.

— Ну зачем вы так? Вы же туристы из УПИ, правда? Мы тоже туристы… из одной организации.

— Это в вашей организации так принято: напиваться, а потом приставать к людям и мешать им? И кстати, откуда вы знаете, что мы из УПИ?

— Это нетрудно, — зеленоглазый продолжал улыбаться. — Вы же сами песни про свой институт пели. А за свое поведение я прошу прощения, честное слово. Чем могу загладить свою вину? Ну хотите, сейчас прямо посреди столовой встану на стул и попрошу у вас прощения?

— Хочу. У всех, не только у меня, — жестко сказала Зоя. А внутри все сжалось — неужто и правда пойдет на такой позор ради нее?

— Зойка, ты дура что ли? — зашипела Люба. — Ты что устраиваешь?

Зоя отмахнулась и приготовилась к представлению. Парень легко вскочил на стул, алюминиевые ножки которого под ним угрожающе зашатались, и громко закричал:

— Товарищи, минуточку внимания! Я вчера вел себя недостойно, напился и мешал молодым людям спокойно ехать в вагоне поезда. И теперь искренне прошу у них у всех прощения! А особенно, — он обернулся на стол, за которым сидели Зоя и Люба. Стул снова зашатался, но Борис удержался. — У двух милых девушек, которых нечаянно напугал.