Неизвестный венецианец - [9]

— Нет, синьор… — Галло умолк в нерешительности, будто не зная, стоит ли вообще продолжать этот разговор, и потом добавил: — Мне кажется, что молодые их вроде и за людей не считают.

— Почему вы так думаете?

— Ну… Если кто-то из них заявит, что его избил клиент, не обманул — это вообще нас не касается, а избил, вы понимаете, то никто не станет возиться, начинать расследование. Даже если известно имя человека, который это сделал. Ну, в крайнем случае, его вызовут, допросят и отпустят, и все.

— Да, после разговора с сержантом Буффо у меня сложилось впечатление, что дело обстоит подобным образом, если не хуже.

Когда комиссар упомянул про Буффо, Галло помрачнел, но ничего не сказал.

— А женщины? Какие отношения у них с трансвеститами?

— Я знаю только, что конфликтов между ними не было. Не думаю, что они стали бы враждовать из-за клиентов, если вы об этом хотели спросить.

Брунетти и сам толком не знал, о чем он хотел спросить. У него в голове бродили кое-какие соображения, но пока он не ознакомился с содержимым папки и пока личность убитого не установили, он не может их четко изложить. Нельзя было говорить ни о мотивах преступления, ни понять, что вообще произошло.

Он поднялся, взглянул на часы:

— Пусть ваш водитель заедет за мной завтра в восемь тридцать утра. К тому времени портрет должен быть готов. Как только вы его получите, отправьте двоих полицейских показать его трансвеститам. Пусть поинтересуются, не пропадал ли в последнее время какой-нибудь их приятель из Порденоне или Падуи. И еще пусть расспросят женщин, не доводилось ли им видеть трансвеститов в том районе, где нашли тело.

Он сунул папку под мышку.

— Это я на ночь почитаю.

Галло, записав все указания Брунетти, проводил его.

— До завтра, комиссар. Внизу ждет водитель, он отвезет вас обратно на пьяццале Рома.

Когда они ехали по шоссе назад в Венецию, мимо заводов Маргеры, Брунетти видел в окно, как серые, белые болотные столбы дыма поднимаются над частоколом труб. Справа от дороги, насколько хватало глаз, висела завеса из смога, которую повсюду пронзали лучи заходящего солнца — фантастика, реальность будущего. От этой картины на душе становилось тоскливо. Брунетти отвернулся и поглядел в окно слева. Там был остров Мурано, за ним виднелась базилика Торчелло, откуда, как уверяют историки, более тысячи лет назад началась Венеция, когда жители побережья ринулись в болота, спасаясь от нашествия гуннов.

Машину вдруг резко бросило в сторону — откуда ни возьмись им наперерез выскочил автофургон с немецкими номерами, который свернул затем на остров Тронкетто, целиком занятый автостоянкой. Опять эти гунны, подумал Брунетти, возвращаясь в настоящее, и сегодня уж нет от них спасенья.

Он шел домой с пьяццале Рома, а видел перед собой выжженный пустырь, рой мух, жужжащих над темным пятном на траве, которое осталось после тела. Завтра он пойдет взглянуть на убитого, поговорит с патологоанатомом, и, может быть, что-то прояснится.

Когда он вошел в квартиру, было почти восемь — в это время он обычно и возвращался с работы. Паола была на кухне, однако запаха стряпни он не учуял. Удивленный, он прошел по коридору и заглянул на кухню: Паола на разделочном столе резала помидоры.

— Чао, Гвидо, — улыбнулась она.

Он бросил папку на стол, подошел к Паоле и поцеловал ее в затылок.

— От тебя жар, как от печки, — сказала она, прижимаясь тем не менее к нему спиной.

Брунетти нежно лизнул ее щеку.

— У меня обессиливание организма, — пожаловался он и снова лизнул.

— На этот случай в аптеках продают солевые пилюли, — сказала она, — это более гигиенично. — Паола подалась вперед, но только для того, чтобы взять из раковины новый помидор. Она порезала его на крупные дольки и так же выложила по краю большого керамического блюда.

Он достал из холодильника бутылку минералки, из шкафчика на стене стакан, наполнил его доверху, выпил залпом, затем второй и, закрыв бутылку, поставил ее обратно в холодильник.

Потом из нижнего ящика была извлечена бутылка «Просекко». Сняв с горлышка фольгу, он стал большими пальцами обеих рук осторожно расшатывать пробку. Когда она приподнялась, он накренил бутылку, чтобы газ выходил постепенно и вино не разлилось.

— Помнишь, это ты меня научила так делать, после нашей свадьбы? Откуда ты знала? — спросил Брунетти, наполняя бокал.

— Марио рассказывал, — ответила она. Среди их знакомых было не меньше дюжины Марио, но он, конечно, сразу понял, что она говорит о своем кузене-виноделе.

— Налить тебе?

— Дай мне глоток твоего. Не могу пить в такую жару — меня сразу развозит, ты же знаешь. — Он подошел сзади и поднес бокал к ее губам, чтобы она отхлебнула. — Basta.

— Ммм… хорошо, — промычал Брунетти, попробовав вина. — Где дети?

— Кьяра на балконе, читает. — Кьяра всегда читала, если только не решала задачи или не клянчила компьютер.

— А Раффи? — Брунетти знал, что Раффи сидит у Сары, но все равно каждый раз спрашивал.

— Он у Сары. Они ужинают, а потом пойдут в кино. — Паола засмеялась. Раффи был по-собачьи предан соседской девочке Саре Пагануцци, которая жила двумя этажами ниже, и бегал за ней как хвостик. — Надеюсь, он сможет оставить ее на две недели, чтобы поехать с нами в горы. — Поездка в горы, две недели прохлады вдали от изнуряющей городской жары, сейчас должна перевесить в глазах Раффи прелести очередного увлечения. Тем более что родители Сары обещали, что в выходные она сможет навестить семью Раффаэле.