Неизвестный Сталин - [237]

Сталин. Речей можешь наговорить, сколько хочешь.

Бухарин. Я говорю здесь правду, никто меня не заставит говорить на себя чудовищные вещи.

Сталин. Ты не должен клепать на себя. Это самая преступная вещь». — И т. д., и т. п.[600]

24 февраля на вечернем заседании Молотов снова предоставил слово Бухарину. «Я, товарищи, имею сообщить вам очень краткое заявление такого порядка. Приношу Пленуму Центрального Комитета свои извинения за необдуманный и политически вредный акт объявления мною голодовки». — «Мало, мало!» — закричал Сталин[601].

После этой перепалки, которая продолжалась еще несколько минут, выступил А. Рыков. Его выступление было также крайне мелочным, противоречивым, и он явно хотел отмежеваться от Бухарина и «бухаринской школы», к созданию которой он, Рыков, не имел якобы никакого отношения.

25 февраля прения на пленуме продолжились, и все выступавшие решительно осуждали как Бухарина, так и Рыкова, припоминая им даже какие-то эпизоды из времен революции и Гражданской войны. Бухарин нередко кричал с места: «Ложь!», «Клевета!», «Абсолютная чушь!» Нередко перебивал ораторов своими замечаниями и Сталин.

26 февраля на утреннем заседании Бухарин и Рыков получили возможность для «последнего слова». Это было действительно последнее выступление Бухарина перед партийной аудиторией. Он говорил долго, пытаясь опровергнуть обвинения, прозвучавшие на пленуме в его адрес 24 и 25 февраля. Его часто перебивали, особенно часто Молотов и Микоян. Несколько реплик бросил Хрущев. Среди прочего Бухарин попытался объяснить, почему он очень часто писал свои письма не только в Политбюро, но и лично Сталину, «пытаясь будто бы воздействовать на его доброту». («Я не жалуюсь», — выкрикнул Сталин.) «Я обращаюсь к Сталину, — сказал Бухарин, — как к высшему авторитету в партии… Такая вещь установилась еще при Ленине. Когда каждый из нас писал Ильичу, он ставил такие вопросы, с которыми не входил в Политбюро, он писал о своих сомнениях, колебаниях и т. д.». Обсуждение завершилось заключительным словом Н. Ежова, который повторил и расширил все прежние обвинения. Он заявил, что следствие по этому делу будет продолжено и все смогут убедиться в его объективности[602].

Для подготовки решения по делу Бухарина и Рыкова пленум создал комиссию в составе 36 человек. В эту комиссию вошли все члены Политбюро, а также ряд наиболее известных членов ЦК. Среди других здесь были Н. К. Крупская, М. И. Ульянова, М. М. Литвинов, Н. С. Хрущев, С. М. Буденный. Вечером 26 и утром 27 февраля пленум обсуждал вопросы, связанные с предстоящими выборами в Верховный Совет СССР по новой Конституции СССР. Бухарин провел это время дома. У него уже не осталось никаких надежд. Он написал в эти часы письмо: «Будущему поколению руководителей партии» — и попросил жену заучить это письмо наизусть. «Ты молода, и ты дождешься, когда во главе партии будут другие люди». Несколько раз он проверил жену и, убедившись, что она запомнила его письмо слово в слово, сжег его текст. Только через двадцать лет, вернувшись из ссылки, Анна Ларина, повторявшая письмо мужа много раз в тюрьме, лагере и ссылке, записала его на бумаге и направила в ЦК КПСС Н. С. Хрущеву. Потом она посылала его попеременно Брежневу, Андропову, Черненко и Горбачеву. Письмо Бухарина публиковалось с тех пор много раз и комментировалось по-разному. Но все отмечали при этом и слова Бухарина о том, что НКВД, превратившись в «адскую машину, пользующуюся, вероятно, методами Средневековья», творит свои гнусные дела «в угоду болезненной подозрительности Сталина, боюсь сказать больше». И тут же Бухарин заверяет «будущих руководителей партии», что у него в последние семь лет «не было и тени разногласий с партией», что он «ничего не замышлял против Сталина».

Комиссия пленума заседала под председательством А. Микояна. Первым выступил Ежов, который предложил не только исключить Бухарина и Рыкова из ЦК и из партии, но предать суду Военного трибунала и расстрелять. П. Постышев согласился с тем, что обвиняемых надо исключить из партии и предать суду, но «без применения расстрела». Сталин выступил четвертым и предложил такую формулу: «Исключить из состава кандидатов ЦК ВКП(б), суду не предавать, а направить дело в НКВД», то есть для продолжения расследования. После Сталина только Мануильский, Косарев, Шверник и Якир высказались за предание суду и расстрел Бухарина и Рыкова. Все остальные члены комиссии, согласно протоколу, высказались «за предложение Сталина». Окончательное решение на этот счет было принято единогласно[603].

На вечернем заседании пленума не председатель комиссии Микоян, а Сталин сообщил членам ЦК о принятых решениях. При этом он подчеркнул, «что нельзя валить в одну кучу Бухарина и Рыкова с троцкистами и зиновьевцами, так как между ними есть разница, причем разница эта говорит в пользу Бухарина и Рыкова». Пленум ЦК принял предложение комиссии при двух воздержавшихся — это были Бухарин и Рыков, которые молча выслушали короткое выступление Сталина[604]. В этот же день вечером в вестибюле здания, где проходил пленум, Бухарин и Рыков, покинувшие раньше других заседание пленума, были арестованы и направлены на Лубянку.