Неизвестный Сталин - [235]

По свидетельству жены Бухарина А. М. Лариной, с которой мне приходилось часто встречаться и беседовать в 1970-е годы, она вместе с мужем пошла 7 ноября 1936 года на Красную площадь, чтобы отметить 19-ю годовщину Октября. Они прошли по пропуску «Известий» на соседние с мавзолеем трибуны. Сталин заметил Бухарина. Неожиданно Ларина увидела, что через густую толпу людей к ним протискивается часовой. Она подумала, что им предложат немедленно покинуть Красную площадь. Но молодой красноармеец отдал честь Бухарину и сказал: «Товарищ Бухарин, товарищ Сталин просил передать вам, что вы не на месте стоите, и просит вас подняться на мавзолей»[596].

Но уже через несколько дней после праздника к Бухарину пришли еще более тяжкие испытания. Его не вызывали на Лубянку, но прямо в Кремле в одном из помещений начали устраивать очные ставки и с арестованными ранее бывшими троцкистами, и с молодыми учеными и политиками из так называемой школы Бухарина. Одна за другой происходили очные ставки с Г. Сокольниковым, К. Радеком, Л. Серебряковым и другими. И все они говорили о своих «преступных связях» с Бухариным, о существовании еще одного подпольного контрреволюционного и террористического центра, во главе которого якобы стоит Бухарин.

Особенно поразила Бухарина встреча с Ефимом Цетлиным, одним из своих любимых учеников. На очной ставке в присутствии следователя Цетлин рассказал, что Бухарин лично дал ему свой револьвер и поставил на углу улицы, по которой должен был проехать Сталин. Но Сталин проехал в этот день по другому маршруту, и покушение не состоялось.

Придя домой после этой очной ставки, Бухарин достал свой револьвер. На золотой пластинке, прикрепленной к рукоятке, было выгравировано: «Вождю пролетарской революции Н. И. Бухарину от Клима Ворошилова». Бухарин решил, что ему ничего не остается, как покончить с собой. Он попрощался с женой и, запершись в кабинете, долго держал револьвер в руке, но так и не смог выстрелить в себя. Позднее это повторялось несколько раз. Иногда при жене Бухарин держал револьвер в руке, подбрасывал его немного вверх, а потом прятал в стол. Часто такие вспышки отчаяния кончались истерикой, после которой он долго и трудно приходил в себя.

Бухарин уже не выполнял никаких дел по газете «Известия», хотя и считался по-прежнему ее главным редактором. Он находил в себе силы писать статьи, но только на антифашистские темы. Но все эти статьи оставались у него в ящиках письменного стола.

В самом конце ноября 1936 года к Бухарину пришла группа не знакомых ему людей из хозяйственного управления Кремля. Бухарин решил, что речь будет идти об обыске, которые даже в кремлевских квартирах не были в эти месяцы редкостью. Но дело обстояло хуже: Бухарину предъявили предписание о выселении из Кремля. Он растерялся и не знал, что делать. Особенно его беспокоила судьба огромной библиотеки и архива. Как и куда их перевозить? Неожиданно раздался телефонный звонок по внутреннему кремлевскому телефону — «вертушке». Звонил Сталин. «Ну как у тебя дела, Николай?» — как ни в чем не бывало спросил Сталин. Бухарин не знал что ответить, потом сказал, что к нему пришли с предписанием о выселении. Не задавая других вопросов, Сталин громко сказал: «Да гони ты их всех к черту». Непрошеные гости, конечно же, немедленно удалились.

В 1936 году на арест членов или кандидатов в члены ЦК ВКП(б) нужно было получить санкцию ЦК. 4 декабря 1936 года в Кремле был созван пленум ЦК, о котором Сталин запретил упоминать в печати. Упоминаний об этом пленуме не было до сих пор и в литературе по истории КПСС. Только несколько лет назад в личном архиве Сталина, хранящемся в Архиве Президента Российской Федерации, были обнаружены фрагменты стенограммы декабрьского пленума ЦК ВКП(б). Пленум утвердил окончательный текст Конституции СССР и заслушал доклад Н. Ежова о деятельности «антисоветских троцкистских и правых организаций»[597]. Как Ежов, так и некоторые из ораторов требовали исключить Бухарина и Рыкова из ЦК ВКП(б) и передать их дела в НКВД. Бухарин в своем выступлении попытался решительно отрицать все предъявленные ему обвинения. Сталин выступил 4 декабря осторожно, но сказал, что верить словам Бухарина нельзя и нужны более веские доказательства. Днем 7 декабря в перерыве между заседаниями ЦК была проведена очная ставка, на которой со стороны обвинения присутствовали Ю. Пятаков, К. Радек, Е. Куликов, Л. Сосновский и некоторые другие уже арестованные деятели, которые обличали Бухарина. Бухарин эти обвинения опровергал. Задавали вопросы Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Андреев, Орджоникидзе и Жданов. Как говорил 7 декабря на вечернем заседании пленума ЦК Сталин, не всё в речах обвинителей им показалось убедительным. Поэтому он предложил «считать вопрос о Рыкове и Бухарине незаконченным и отложить дело решением до следующего пленума ЦК». Сталин играл с Бухариным и Рыковым, как сытая кошка играет с уже полузадушенной мышью.

Через несколько дней после пленума ЦК Бухарину позвонили из Секретариата ЦК и просили принять в редакции «Известий» приехавшего в Москву известного немецкого писателя Лиона Фейхтвангера. Об этом просил сам писатель. Бухарин подчинился. Последний раз в жизни он сидел в своем большом кабинете главного редактора. Однако Фейхтвангер в назначенный час не приехал, у него нашлись другие дела. По свидетельству А. В. Снегова, человека, который после своей реабилитации работал на ответственных постах в МВД и участвовал в расследовании многих тайн 1930-х годов, на Фейхтвангера неожиданно распространили важную привилегию, которой пользовались до этого только занимавшие просоветские и прокоммунистические позиции западные писатели и деятели культуры. По личному указанию Сталина Фейхтвангеру выдали в валюте гонорар за все его книги, ранее изданные в СССР. Это была огромная по тому времени сумма, что-то около 100 тысяч долларов. Получение гонорара изменило настроение большого европейского писателя, и он уже не видел необходимости встречаться с Бухариным.