Неизвестный Линкольн - [51]

Впрочем, надо отметить, что время от времени президент, как сам выражался, «бил ногой в землю», и если «Старый Марс» говорил, что не будет выполнять приказ, то он просто тихо отвечал: «Я думаю, господин секретарь, что вы будете вынуждены сделать это». И приказ тут же выполнялся. Однажды президент даже издал приказ, в котором говорилось: «Без каких-либо „но“, „а“ и „если“ дайте полковнику Элиоту В. Райсу стать бригадным генералом армии Соединенных Штатов — Авраам Линкольн». А в другом случае приказал Стэнтону назначить человека на должность «вне зависимости от того, знает ли он цвет волос Юлия Цезаря».

В конце концов Стэнтон, Сьюард и большинство тех, кто поначалу игнорировали и презирали Авраама Линкольна, научились уважать его. А когда он лежал мертвый в гостевом доме на улице, ведущей из театра Форда, железный Стэнтон, в прошлом назвавший президента «неприятной случайностью», сказал: «Здесь лежит лучший правитель людей, которого когда-либо видел мир».

Джон Хэй, один из секретарей Линкольна, красочно описал манеру его работы в Белом доме:

«Он был абсолютно не методичен. Четыре года я и Николай постоянно боролись за то, чтобы он систематично следовал хоть некоторым правилам. Но он тут же нарушал все регламенты, которые только что были установлены. Все, что было призвано оградить его от людей, не одобрялось, даже несмотря на то, что они просто выбивали из него душу всякими необоснованными жалобами и просьбами.

Он писал очень мало писем и не читал хотя бы один из пятидесяти полученных. Сперва мы пытались оповестить его обо всех, но вскоре он взвалил все на меня и, не читая, просто подписывал ответы, которые я писал от его имени. За неделю собственноручно он мог писать полдюжины писем, не больше. Когда надо было урегулировать какой-то деликатный вопрос вдали от Вашингтона, вместо того, чтобы написать кому-то, он чаще просто посылал меня или Николая.

Обычно президент ложился спать от десяти до одиннадцати часов и просыпался рано. Проживая за городом, в солдатской казарме, он вставал, одевался, ел свой завтрак (который, как обычно, был чрезмерно скромным: яйцо, кусочек тоста и кофе) и уже к восьми часам ехал в Вашингтон. Но зимой в Белом доме вставал не так рано, хотя и не спал по утрам, а просто любил проводить время в постели…

По зимним вечерам он ел кусочек бисквита с чашкой молока, а летом — фрукты и виноград… В пище был слишком умеренным: ел меньше всех людей, которых я знал, и пил только воду, но не из-за принципов, а потому, что вино и спиртные попросту не любил.

Иногда он мог сбежать на какую-то лекцию, концерт или театр только ради небольшого покоя.

Читал тоже немного: едва ли мог смотреть на страницы газет до тех пор, пока я не обращал его внимание на какую-то статью относительно чего-то важного, на что он в основном отвечал: „Я знаю больше об этом, чем кто — либо из них“. Будет абсурдом назвать его скромным. Ни один великий человек скромным не был».

22

Спросите среднестатистического американца, что стало причиной гражданской войны, и с огромной вероятностью вы услышите в ответ: «Освобождение рабов». Но посмотрим, было ли это так на самом деле? Вот цитата из первой инаугурационной речи Линкольна: «У меня нет намерения прямо или косвенно повлиять на институт рабства в тех штатах, где оно существует. Я убежден, что не имею законного права на это, и не склонен так поступить».

Факт в том, что на протяжении восемнадцати месяцев до разглашения Линкольном «Прокламации об освобождении рабов» постоянно стреляли пушки и стонали раненые. И все это время радикалы и аболиционисты требовали от него решительных действий, нападая на него со страниц прессы и с общественных трибун. Однажды делегация правительства Чикаго появилась перед Белым домом, как они сами говорили, с прямым приказом от Всевышнего немедленно освободить рабов. На что Линкольн спокойно ответил, что если бы у Всевышнего было такое предложение, то он пришел бы в штаб-квартиру лично, вместо того, чтобы послать его через Чикаго. Как продолжение этому возмущенный от нерешительности и бездействия Линкольна Хорас Грили раскритиковал президента в статье под заголовком «Мольба двадцати миллионов»: две колонки жестких обвинений. Краткий, ясный и точнейший ответ Линкольна на эту статью является одним из классических речей военного времени. Заканчивается оно следующими памятными словами:

«Первостепенной моей задачей в этой борьбе является спасение Союза, а не разрушение или сохранение рабства. Если я смогу спасти Союз, не освобождая ни одного раба, — сделаю это; если смогу спасти его, освободив всех рабов, — сделаю это. А если для его спасения нужно будет освободить половину из них, а другую половину бросить в одиночестве, то это я тоже сделаю. То, что я осуществляю в отношении рабства и цветной расы, осуществляю, потому что верю, что это поможет сохранить Союз, а то, что не допускаю — не допускаю, потому что уверен, что это не поможет сохранить Союз. Я обязан делать наименьшее из того, что может делу навредить, и наибольшее из того, что может помочь. Я должен пытаться исправлять ошибки, как только они таковыми кажутся, и должен поддерживать новые концепции, как только они кажутся правильными.