Неизвестный Линкольн - [15]

Так вот, в то утро, без гроша в кармане прискакав в Спрингфилд, Линкольн оставил свою лошадь на углу городской площади, перед магазином Джошуа Спида, и, собрав вещи, шагнул внутрь. Продолжение этой истории словами самого Спида:

«Он приехал в наш городок на арендованной лошадке и занял у единственного столяра Спрингфилда одноместную кровать. Зайдя в мой магазин, Линкольн положил свои вещи на прилавок и поинтересовался сколько будет стоить комплект мебели для такой кровати. Я взял бумагу и карандаш посчитал приблизительную стоимость мебели — около шестнадцати долларов, на что он ответил: „Это, возможно, достаточно дешево, но хочу сказать, насколько бы дешевле не было, у меня все равно нет средств, чтобы оплатить. Если вы согласитесь на кредит до Рождества, и мой эксперимент в качестве юриста окажется удачным, тогда я обязательно заплачу, а если я провалюсь, то возможно, не заплачу вовсе“, — у него был такой грустный тон, что я пожалел его. Мне показалось, что я никогда в жизни не видел более печального и грустного лица, я до сих пор уверен в этом. Немного подумав, я сказал ему: „Даже такой маленький долг может вам здорово помешать, думаю, я могу посоветовать вам хороший способ без каких-либо долгов достичь вашей цели: у меня есть огромная комната с двуспальной кроватью, и я с удовольствием поделюсь с вами, если вам будет удобно“. „Где ваша комната?“ — спросил Линкольн. „Наверх по лестнице“ — ответил я, показав ему лестницу, ведущую на второй этаж. Без единого слова он взял свои вещи, поднялся в мою комнату положил их на пол, и вернувшись обратно, с сияющим от счастья лицом объявил: „Ну что же, Спид, я заселился“».

Последующие пять лет Линкольн спал в одной кровати со Спидом, наверху его магазина, без единого цента аренды. Другой из его будущих друзей — Уильяам Батлер пять лет кормил Линкольна у себя дома и купил для него необходимую одежду. Скорее всего, Линкольн иногда платил Батлеру по возможности, но это были небольшие суммы. Все было лишь дружеской договоренностью. И Линкольн всю жизнь благодарил Бога за это, поскольку без помощи Батлера и Спида он не стал бы тем самым Авраамом Линкольном.

В первое время карьера начинающего адвоката складывалась неважно: он вошел в дело с неким адвокатом по имени Стюарт. Тот уделял большую часть своего времени политике, оставляя партнеру всю офисную рутину. Хотя рутина эта была не так уж и велика, да и офиса толком не было у партнеров — все имущество состояло из старой кровати с шерстяным покрывалом, стула, скамейки и маленького книжного шкафа с парой законодательных томов. Согласно канцелярским записям, за первые шесть месяцев компания получила лишь пять гонораров: первый составил два с половиной доллара, следующие два — по пять долларов каждый, еще один был в размере десяти долларов, а по одному делу они и вовсе взяли пиджак в качестве оплаты своих услуг. Линкольн был так разочарован, что однажды, остановившись у мебельного магазина Пэйджа Итона в Спрингфилде, решил, что он должен оставить в стороне адвокатскую практику и пойти работать столяром. Все словно несколько лет назад, когда, изучая право в Нью-Сейлеме, он серьезно думал над тем, чтобы выбросить все свои книги и стать кузнецом. В личной жизни тоже не было ничего хорошего. Первый год в Спрингфилде Линкольн был абсолютно одинок: единственными, с кем он общался, были посетители магазина Спида, которые по вечерам собирались рядом с прилавком, чтобы убить время, обсуждая политику. По воскресеньям он даже не ходил в церковь, поскольку, как сам говорил, не знал, как вести себя в таком великолепном храме, какой был в Спрингфилде. За весь год лишь одна женщина заговорила с ним. «Да и та не сделала бы этого, если бы была возможность избежать», — писал Линкольн друзьям. Но в 1839-м в Спрингфилд приехала женщина, которая не только заговорила с ним, но еще и соблазнила его, решив стать его женой. Звали эту даму Мэри Тодд. Однажды у Линкольна спросили: «почему Тодды пишут свою фамилию через два „д“?» «Если Господу Богу хватает одного „д“, то Тоддам нужно как минимум два», — ответил он.

Тодды гордились своим генеалогическим древом, берущим начало с VI века. Деды и прадеды Мэри были генералами и губернаторами, а один и вовсе был секретарем военно-морского флота. Сама Мэри получила образование в снобной французской школе в Лексингтоне, Кентукки, под предводительством мадам Виктории Шарлотте Ле Клер Ментель и ее мужа: два французских аристократа, которые сбежали из Парижа во время революции, дабы не попасть под гильотину. Они учили Мэри говорить по-французски с парижским акцентом и танцевать котильон и черкесский круг, как утонченные придворные Версаля.

Мэри была высокомерной, с гордыми манерами и вопиющим мнением о собственном превосходстве. Еще у нее была непонятная уверенность в том, что в один прекрасный день ее будущий муж станет президентом Соединенных Штатов. И, несмотря на всю абсурдность ее планов, она не только верила в это, но и открыто хвасталась перед окружающими. Люди смеялись, считая ее глупой, делали неприятные замечания, но ничто не могло поколебать ее веру и заставить молчать. Вот что сказала о ней родная сестра: «Мэри любит блеск, зрелище, мощь и помпезность и является самой амбициозной женщиной, которую я когда либо знала».