Неизвестный Дзержинский: Факты и вымыслы - [7]

Друг Дзержинского, поэт и слесарь Андрей Гульбинович, вспоминал: «До появления у нас Яцека мы были очень слабы. Он начал читать нам брошюры, и разъяснять нам их. В числе прочитанных тогда брошюр помню: «Кто чем живет?», «Умственная работа и машины», «Эрфуртская программа», и др. Однажды рабочие нам сообщили, что какой-то подлец донес начальству, что некий Якуб (кличка Дзержинского тех времен) ведет агитацию среди железнодорожников. На нелегальном собрании мы решили, что нужно сменить псевдоним Якуба. Предложили заменить Якуб на Яцек. Дзержинский согласился, и с тех пор мы его все время называли Яцеком. Яцек был юношей пламенным, быстро загорающимся. На собраниях он не выступал с длинными речами или докладами. Говорил кратко и ясно. Он всей душой отдавался делу и любил, чтобы другие тоже отдавались. Яцек был моложе меня на три года — мне тогда было 22, Яцеку — 19. Как-то мы шли вместе ночью и разговаривали. Я ему говорю:

— Почему ты так не бережешь себя, так растрачиваешь свои силы? Нужно немного поберечь себя, иначе потеряешь здоровье.

— Чего уж там, — отвечает, — здоровье мое никудышнее. Врачи сказали, что у меня хронический бронхит и порок сердца, что жить мне осталось не больше семи лет.

Я похолодел от этих слов. Я очень любил его.

Мы праздновали 1 Мая 1896 года в Каролинском лесу. Нас, рабочих, собралось там 49 человек. Перед собравшимися выступили Яцек и я. Мы пели революционные песни, а на высоком шесте развевалось красное знамя с лозунгом. Потом рабочие подхватили Яцека и меня и начали нас качать. Яцек за это отругал товарищей, но никто не обиделся. Его все очень любили».

Уже после Октябрьского переворота, когда Гульбиновича и Дзержинского разделила граница, Андрей писал: «Я часто мечтал: скоплю денег на дорогу и махну в Москву, чтобы увидеть Яцека, хотя бы издали. Как он выглядит, такой же стройный и подвижный, как когда-то? Насколько состарился? Жадно просматривал я каждый номер «Гудка», настойчиво искал его портрет или статьи, расспрашивал красноармейцев, не видел ли кто из них его, не слышал ли кто его выступлений. И вот однажды в газете «Гудок» я увидел его фотографию. Он стоял на трибуне с поднятой рукой…»

23 января 1923 года Дзержинский писал Гульбиновичу в Вильно: «Дорогой товарищ! Не раз вспоминая свои первые шаги на революционном пути, вспоминаю и Вас, Андрей, нашего поэта и моего проводника в глубину рабочей жизни… Помню, как пьяные кожевники нас избили, когда мы возвращались из Султанишек.

Если бы Вы захотели написать мне о Вашей жизни — я был бы очень Вам благодарен. Ведь я сохранил Вас в своей памяти как очень близкого человека-товарища. Обнимаю Вас крепко. Ваш Яцек».

Хорошо помнил Дзержинский и своего второго помощника — Бальцеровича. Он вспоминал: «Работал вместе с рабочим Бальцеровичем, тогда еще молодым парнем. Кажется это он убил провокатора «Рафалка» (Моисеева). Вместе с ним мы печатали, а потом расклеивали прокламации, иногда до самого утра».

Вацлав Бальцерович был боевиком, входил в группу защиты. Кроме наказания и уничтожения провокаторов эта группа боролась со штрейкбрехерами — их выгоняли с предприятий.

Уже в молодые годы среди друзей Дзержинского были убийцы с патологическими наклонностями.

Друзья решили отправить Дзержинского в Ковно.

С помощью Бальцеровича Феликс готовился к отъезду. Оставаться в Вильно было опасно. Дважды он с трудом уходил от филеров. Из тюрьмы арестованные товарищи сообщили, что жандармы на допросах усиленно интересуются Яцеком. Поэтому руководство партии приняло решение направить Дзержинского в Ковко, где Яцека не знали. В то время в Ковно не было социал-демократической организации, и Дзержинскому поручалось ее создать. Это было несомненным признанием организаторских способностей молодого революционера. Феликс и гордился порученным заданием, и волновался — справится ли?

В комнату один за другим вошли Бальцерович, Гульбинович, Грабар и еще несколько социал-демократов, решивших устроить Феликсу небольшие проводы.

Стульев на всех не хватило. Придвинули стол к кровати. Начались, как водится, тосты с пожеланиями доброго здоровья, успехов в революционной работе.

На вокзал Феликс шагал один. В вагон проскользнул, когда поезд уже тронулся. Забился в угол, подальше от окна, чтобы кто-нибудь из знакомых, случайно оказавшихся среди толпы провожающих, не увидел, не узнал. Прощай, Вильно!

ПЕРЕПЛЕТЧИК

«Я устроился на работу в переплетную мастерскую и весьма бедствовал. Не раз текли слюнки, когда приходил на квартиру рабочих, и в нос ударял запах блинов или чего-то другого. Иногда приглашали меня рабочие поесть, но я отказывался, уверяя, что уже ел, хотя в желудке было пусто». Так вспоминал эти времена Дзержинский.

Работая переплетчиком, Феликс научился оформлять нелегальные документы, прятать их незаметно в переплетах книг, в рамках невинных картинок и фотографий. Паспорта, деньги для побегов и нелегальной работы в этих тайниках пересылались по почте. В мастерской Феликс крал бумагу, краски и другие материалы, необходимые для гектографирования листовок и прокламаций.

«Переплетчик» — партийный псевдоним Дзержинского в Ковно.